Амур. Лицом к лицу. Ближние соседи. Станислав Федотов
и расцеловались.
Порадовался Иван новому чину да попрощался с товарищами – время к обеду, а тут и пароход пришёл из Хабаровска, а с парохода в числе других пассажиров сошёл есаул Фёдор Саяпин.
Был он в походном тёмно-зелёном чекмене с серебряными погонами в один зелёный просвет с затейливой буквой «А», в портупейных ремнях, на которых слева – шашка, справа – кобура с револьвером, а на животе – кинжал в узорных ножнах; на груди сияли медаль «За поход в Китай» и Георгиевский крест; в руке – небольшой чемодан.
Не обращая внимания на городских зевак, всегда собиравшихся у пристани к приходу пассажирских пароходов, – а они, обычно шумливые, при виде бравого есаула враз примолкли и уважительно зашушукались, – Фёдор прошагал на угол Большой и Никольской, к Офицерскому собранию Амурского войска, в здании которого находилось войсковое правление, и в дверях столкнулся с выходящим старшим урядником.
– Тятя! – вскрикнул Иван. – Тятя!
Он схватил отца за плечи и так сжал, что Фёдор охнул:
– Ну, ты и медведь! Откуда силища?
– От тебя, тятя! – захохотал сын.
Он ухватил отца за поясной ремень и закружил прямо на крыльце, восторженно повторяя:
– Тятя, тятя…
– Да отпусти, ради Бога! Мне доложиться надобно.
Иван отпустил, поправил отцу чекмень, аккуратно потрогал «Георгия»:
– Довелось япошек порубать?
– Потом расскажу. Кто в правлении?
– Вертопрахов. Давай, иди докладывай – и домой! Заждались нас!
Фёдор сунул Ивану чемодан и скрылся в дверях.
Иван, улыбаясь во весь рот и жмурясь, подставил лицо полудённому солнцу.
«Как же здорово! – думал он. – Вот и тятя приехал, и война закончилась, и дома Настя ждёт…»
И тут сердце его оборвалось:
«А как же Цзинь и сын? Сяопин. Его сын! Не Сёмка, не Пашка, не Илька, не Колька или Гринька. Сяо… пин! Почти Саяпин, как сказал Сяосун. Вот именно, почти!»
Ивану стало жарко, он отступил в тень.
«Ну где же тятя так долго?»
Фёдор, выйдя наконец, застал сына в мрачной задумчивости.
– Чё случилось, сынок? Али чину не рад?
– Да рад, рад, – отмахнулся Иван, однако дальше объясняться не стал, а Фёдор не настаивал: вырос сынок, своя голова на плечах.
Они пошли рядом. Идти предстояло пять кварталов. Можно было, конечно, взять извозчика и с шиком подъехать к своим воротам, но им это и в голову не пришло: никогда они в родном городе извозчиками не пользовались.
Молчали. Глядя на сына, Фёдор тоже помрачнел. Ему вспомнилась встреча с Цзинь и кудрявым золотоволосым мальчуганом, столь похожим на маленького Ивана. Она так и не сказала, как его зовут. Может, это и к лучшему.
– У меня есть сын, – неожиданно сказал Иван. Он будто подслушал мысли Фёдора.
Отец словно на стену наткнулся – резко остановился и вопросительно повернулся к Ивану. Тот остановился тоже, но смотрел куда-то в сторону.
– Ну, есть… Кузя… – медленно, будто что-то проверяя, сказал Фёдор.
– Кузя