Всегда твой, но сегодня чуть меньше. Данир Дая
звериного страха затаённой за углом опасности. Застыл уже я сам, не смевший шелохнуться: что-то мешало мне выбраться из этого дурацкого состояния, в которое я самолично влез.
Я покрылся чем-то вязким, будто упал в чан мёда. Подул тёплый ветер. За моей спиной я всем телом почуял присутствие, что, пытаясь не напугать меня, протискивалось под руки, выскальзывая ладонями по рёбрам, высчитывая их количество и их нежность, я почувствовал сквозь парку. Дыхание становилось ближе к уху, а я, утопающий в собственной жути, зажмурил глаза. Боялся, да. Но не понимал чего. Страх рассеялся только в полной темноте, а удушающая тишина сменилась смехом сверчков по разным углам, проскальзывая с одного уха к другому. На душу упало умиротворение. Я не помню, когда в последний раз чувствовал подобное, но оно и пугало, как бы я отчаянно ни пытался взять себя в руки и перестать прятаться. Пугало незнание, неестественность происходящего и эта скованность, которая вклеивалась на кожу разгорячённым воском. Что сделает мне скрывающееся за моими веками? Что я могу сопоставить в противовес, если не в ладах с самим собой? Я мог только чувствовать, как руки с парки вытеснялись вверх: с живота к груди, с груди к шее. Ухмылка нервно выдавилась, что помогло мне расслабиться: тьма, холод и страх сменились старыми просторами.
Жадно втягивая насыщенный воздух, глаза рябило от каких-то неестественных цветов, которые способны передавать только старые камеры. Щёки краснели от жара, конечности шумели после холода. Я не мог шелохнуться. Я будто попал в сонный паралич. Но мне и не нужно было делать этого. Сзади мне пытались что-то сказать, нашептать, но слова реверсировались. Как бы я ни старался разобраться – я не мог понять. Стук колёс по жестяным линиям испугал меня, но выбил из омута. Я оказался снова в маршрутке. Снова в забитой, толкающейся и душной. Пот просачивался через лоб, а за окном размывались светофоры, рекламы, вывески, новогодние украшения, дома. Я полностью проспал момент от перекрёстка до того, как сел обратно домой. Я не думал, как на автопилоте добрался до остановки – гул слов-перевёртышей прокручивался снова и снова, наращивая громкость. Рот переполнялся слюной, а в уголках глаз плавали чёрные пятнышки. Глубоко дышать не помогало. Я выбился из кресла, протискиваясь словно через пресс шайб человеческих тел, лишь ухудшая состояние, и пытался вытащить мелочь из кармана. Гул никак не прекращался. Гул давил не меньше людей. Я добрался до выхода, обильнее сглатывал слюну и парным телом выбрался в прохладу остановки. Гул был глубже, где-то под коркой, зудел, вибрировал и уже пищал. Последний вздох.
– Ты пойдёшь за мной? – наконец выбрался из высоких частот вопрос нежным голосом.
– А что я смогу сделать-то? – спросил я вслух, напрягая нескольких людей, ожидающих автобус, неожиданно даже для самого себя, не понимая суть своего вопроса. – Я не готов. Я не помогу.
На выдохе, проговорив последнюю фразу, меня вырвало на брусчатку, благо никого рядом не было, и я никому не