Путь домой через бездну. Виктория Болле
кусочек хлеба, чёрного как смоль. Он сильно пах керосином и на вкус был таким же отвратительным, как и на запах. Я откусил немного и тут же выплюнул. Абсолютно несъедобно.
Тем не менее, я не выбросил хлеб, a положил его высоко на подоконник, полагая, что там его никто не найдёт.
Когда офицеры закричали приказ ложиться спать, все койки уже были заняты. Я потратил слишком много времени на поиски укромного места для хлеба и не успел занять место для сна. Поэтому я лёг прямо на холодный пол.
Было ужасно холодно, и я дрожал всем телом. В ту ночь мне не удалось найти покоя. Со всех сторон доносились странные звуки, наполняя меня глубоким страхом и тревогой. Голод тоже не давал мне покоя. Казалось, эта ночь была самой долгой в моей жизни.
Рано утром меня разбудил громкий, резкий голос офицера. Как ни странно, но мне всё же удалось задремать на несколько минут.
Очнувшись, я снова почувствовал острый голод. Мне нужно было что-то съесть, и я вспомнил о кусочке хлеба, спрятанном на подоконнике. Но когда протянул руку за хлебом, с огорчением обнаружил, что подоконник пуст – хлеб исчез.
Меня охватила невыразимая ярость, и я ничего не мог с этим поделать. Надо было сразу съесть этот хлеб, даже несмотря на его отвратительный вкус.
Я остался голодным. Только вечером нам снова раздали хлеб – по одной буханке на четверых и по одной селёдке, без воды. Мужчины мучились от жажды, которая ещё больше усиливалась из-за солёной рыбы в рационе.
Мы провели здесь всего несколько дней, пока не пришёл приказ отправляться дальше в Краснотуринск. Через ледяные снежные заносы нас гнали пешком сто восемьдесят километров. Это было испытание, не поддающееся описанию, через которое мужчины должны были пройти. Многие заболели, и многие так и не достигли конечного пункта. Холод и голод стали нашими беспощадными врагами, против которых мы были вынуждены бороться любой ценой.
Когда мы проходили мимо первых поселений, мужчины отчаянно пытались раздобыть съестное. Они обменивали все свои вещи на хлеб. На мне была рубашка, красиво вышитая украинскими узорами, и анорак. Я не хотел расставаться с анораком, боясь замёрзнуть, но рубашку снял и отнёс в поселение. Нашёлся желающий её купить. Я обменял рубашку на несколько печёных картофелин и немного жареного гороха. Для меня и моего отчима это был настоящий праздник.
Вскоре командиры запретили нам заходить в поселения и торговать с местными жителями. В общем, представителям других национальностей было запрещено общаться с немцами вне рамок необходимых рабочих контактов. Каждый, кто нарушал приказ, наказывался без пощады. Местные жители избегали нас и обходили стороной, считая нас врагами.
Вооружённые офицеры НКВД с собаками окружали батальоны и следили, чтобы никто не выходил за рамки установленного порядка. Белорус, подполковник, шёл впереди колонны, а другие подгоняли нас сзади и по бокам.
Был отдан приказ: любой, кто сделает шаг влево или вправо, будет считаться дезертиром. Стреляли без предупреждения.
Мы