Ко мне приходил ангел. Александр Селих
Истошно звенело, высокими нотами звенело, вокруг и внутри звенело. Что звенит? Надо подняться, надо подняться. Чего же я сплю-то в одежде и на полу. Что я жрал-то вчера, что во рту такие помои. Какой дурак там названивает, господи, качается мозг, надо же было вчера так нафигачиться. Попробовал подняться и взвыл от боли. Боль сплошная и всеобъемлющая… меня что, каток переехал? Или на меня упала плита? Не, меня вчера отметелили. Пошевелил пальцами, руками, провел мордой по ковролину, ну, вроде не так сильно, как собирались, кости-то целы. Встал на карачки и, дотащив себя до кресла, обрушился в него, выдохнул. Поднялся в два этапа, оттолкнувшись от кресла. Поволок себя к входной двери, качаясь и спотыкаясь на ровном полу. Все мое отражение в зеркальной стене говорило о том, что вчера били не сильно, но хорошо, так хорошо, что сегодня невыносимо плохо. Одежда и лицо одинаковой помятости, согнутые плечи, свежая лиловость по всему, что не под костюмом, хотя и под ним, наверное, тоже синий весь, весь лежалый. Я был похож на упрек самому себе, куча мусора посреди навороченного, новомодного офиса.
– Кто? – выдохнул я.
Какое-то бормотание из-за двери, возня какая-то.
– Ну, кого там принесло?
Беглый взгляд в зеркало…
– Во меня вчера… ну, кто там достает?
Я рванул дверь всем телом, слава богу, хоть дверь не нараспашку… а кто ее закрыл вчера?
– Ну, открываю, открываю, чего надо? – я наконец-то справился с мелко потрясывающимися замками, кнопками, рычажками и прочей тряхомутью системной безопасности разнесенного в дрова офиса.
– Чего надо? – рыкнул я изо всех сил на мужика с битой рожей, – тут не подают, вали отсюда.
– А я не прошу, – мужик поставил ногу в грязном, уродливом ботинке, в проем и прислонился плечом к двери, так что я теперь не мог ее захлопнуть. Шустрый бомжара.
– Нехрен тут говорить, кто тебя в подъезд пустил, вот уроды, спят там что ли, тока бомжей не хватало до полного счастья, – кого-то мне напомнил этот бомж.
– Да ты так не кричи, а то и правда, проснуться, у меня сейчас все как-то коряво получается, – он то ли хамил, то ли извинялся, и как-то просачивался мимо меня внутрь, глядя в пол. Я отступил от растерянности.
– Я что-то совсем расклеился, знаешь, прям элементарных вещей не могу. Вот раньше так все легко было, а щас хоть плачь, – мужик гундосил, глядя на свои растоптанные ботинки, – прям не знаю, как дальше, даже тебя вон потерял, столько искал, совсем отвык от тебя.
Он наконец-то поднял глаза, и я похолодел до костей – молочно белые мертвые глаза.
– Ты типа белка, да? Я понял, ты белка, – я стал пятиться по стене, и вспоминать, где телефон, надо же там какого-нибудь врача вызвать.
– Я ангел, – вздохнул мужик, странным издевочно-извинительным тоном.
– А-а-а, а я тоже почти уже теперь блин ангел, вот мне сейчас одежку беленькую принесут – я рванулся в приемную, там точняк есть телефон.
– Моя