Письма к Луцию (Об оружии и эросе). Эмилий Сабин Луций
настоялся на веках, но тот, который мы видели воочию. Это не Митилена, а Мефимна, где вина особенно изысканны. Должно быть, именно там сделали коварное вино, которым угощал нас минувшим вечером Бадий. В нем столько терпкости, что кажется, будто ныряешь очень глубоко, а всплывая на поверхность, чувствуешь всем своим существом, насколько горько и солено море. И тогда все, что в этом мире, видишь уже сквозь терпкость лесбосского вина, словно пребывая там, в глубине, в мире изогнутых и колеблющихся линий: видишь сквозь воздух, словно сквозь воду морскую102.
Я смотрю на Мефимну с высот Лепетимна103: все обширное пространство передо мной раскинулось морем виноградников. На виноградниках тоже мельчайшая сеть из листьев и гроздьев. Как на море – мельчайшая сеть из волн и солнечных бликов.
И Везувий, утопающий в виноградниках, оказался опутан вдруг сетью фракийского коварства. Впрочем, дерзкий и очень умный бросок Спартака потому и кажется коварным, что не предусмотрен логикой нашего военного искусства.
Ты, наверное, уже знаешь, что произошло на Везувии. Претор Гай Клавдий Глабр загнал гладиаторов и примкнувший к ним сброд на вершину Везувия и запер их там, чтобы взять измором. Тогда Спартак велел сплести лестницы из виноградных лоз и низринулся по ним с крутых, почти отвесных скал в тыл нашим легионерам. Словно виноградные гроздья, скатившиеся вдруг по тугому парусу тирренского корабля104.
Претор погиб, солдаты частично перебиты, частично разбежались. Наше войско рассеялось словно силой какого-то колдовства. Кстати, говорят, что Спартака сопровождает какая-то фракийская колдунья – то ли жена, то ли возлюбленная, но следует ли верить в это колдовство?.. Пьян ли я или же пьяна эта действительность, которая станет историей – тканью, покрытой сетью капуанского гладиатора? Наших было под началом Гая Клавдия Глабра три тысячи.
Виноградная сеть упала на наших солдат. Бросок незримого исполинского ретиария. Виной ли тому тоже фракийская кровь и фракийское неистовство?
Я, словно некий Пенфей, вижу два солнца и Фивы двойные105.
Вчера через Капую прошло войско Публия Вариния, словно слуги Пенфея, идущие на Киферон изловить вакханок. Публий Вариний идет на Спартака уже как на противника, а не как на предводителя разбойного сброда. Еще один Пенфей.
Мне кажется, что трезв все-таки я, а все остальное вокруг меня – опьянение, и Везувий объят какой-то вакханалией. Война с гладиаторами. Война с рабами. Война со всяким сбродом.
Впрочем, что есть правда, а что – игра воображения в нашем нескончаемом поединке-игре со смертью, который мы называем жизнью?
Мы создали и постоянно совершенствует ars gladiatoria, вкладывая в нее все наши все более изощренные боевые переживания, восторгаемся ею и презираем ее, упорно не желая признать ее ars militaria.
Коварное лесбосское, дающее ясновидение…
Вот, видишь: на этом опасном слове ясновидение мой стиль уже угрожающе разорвал папирус.
Поэтому пока что желаю тебе здравствовать, Луций.
Будь осторожен:
102
Ср.
103
104
Аллюзия к мифу о Дионисе и тирренских морских разбойниках. Изложение см., например, в «Гомеровском гимне к Дионису».
105
См.