Три рубля на светлый день. Кирилл Плетнер
тот же вечер теща собрала на папу большую компанию друзей. Папа был представлен, вальяжно развалясь на стуле, он значительно помалкивал, потом вдруг неожиданно прервал речь одной из гостий.
«Климакс», – четко и громко сообщил папа, глядя в лицо лучшей подруги тещи.
Женщина осеклась и стала хватать воздух ртом.
В этот самый момент тесть вскочил из-за стола и, сверкнув лысиной, вскричал: «Я это так не оставлю!» Он был пунцовый от злости и сжимал кулаки.
Папа не обратил на тестя никакого внимания и спокойно объяснил гостям, что климакс в переводе с греческого означает всего лишь «лестница». Потом он увлек гостей другим разговором.
Тесть, постояв и не зная, что предпринять, сел обратно на стул.
В тот вечер я еще несколько раз видел, как тесть в ярости ходил по квартире, сжимая кулаки, шепча и приговаривая:
«Я это так не оставлю». В течение следующих нескольких дней к этой фразе он добавил еще одну: «Это все плохо кончится».
Но кончилось все хорошо: когда папа уезжал в Москву, все были рады и крепко обнимали его, а тесть едва сдержал слезы радости.
Израиль
Как-то папа собрался уезжать в Израиль. То есть он стал вести беседы со мной.
– Поеду, – говорил он, – там, говорят, инвалидам первой группы «запорожец» дают бесплатно. Поживу под конец жизни как белый человек…
Полгода примерно такие разговоры вел, а потом вдруг остыл. Я спросил, что случилось.
– Передумал, – мрачно сказал папа.
– Почему?
– Не хочу. Там жарко и много евреев.
Привычка держаться
К врачам папа испытывал недоверие.
– Я уже давно сам профессор своего организма, – заявлял он и лечился самостоятельно.
Как-то у папы заболел зуб.
– Я снял изоляционные ручки с пассатижей, потом прокипятил инструмент для дезинфекции, – рассказывал мне родитель, не сильно вдаваясь в подробности.
Однако воображение подсовывает мне детали в духе братьев Коэн. Борщевая папина кастрюля с веселенькими желтыми ромашками на синей потертой эмали. Старые стальные пассатижи в кипящей воде. Капли крови на желтой от курения бороде…
Разве можно после этого всерьез воспринимать жалобы брошенных отцом женщин, что, дескать, с ним было трудно.
А каково ему было с самим собой?
Когда все зубы у папы кончились, я обратил внимание, что дикция у него почти не поменялась.
– Как тебе удается избегать шамкающей речи? – удивился я.
– Привычка держаться, сынок.
Ножны нужны
Раньше мне казалось, что отец очень специфически относится к моему, так сказать, творчеству.
Как-то раз он смотрел мой документальный фильм о горбачевской антиалкогольной компании и все сорок четыре минуты почему-то уссывался от смеха.
Я недоумевал. В фильме, разумеется, был юмор, но не до такой же