Над головой моей – Святой…. Андрей Милованов

      Страдали мы за весь народ,

      Богатых брали в оборот,

      Святых людей в расход пускали,

      Чтоб нам мозги не полоскали».

      Стоял и слушал я вождя,

      Затем сказал: «Что за брехня!

      Расстреливать Святой народ?

      Какой же ты, Ильич, урод.

      Гореть в аду тебе всегда,

      Не видеть света никогда,

      Душе твоей покоя нет,

      Не мил ей стал наш белый свет».

      Учитель мне: «Я не такой,

      Поверь мне, мальчик дорогой,

      Ты в Храме нашем был крещён,

      Ты со Святым объединён.

      Могу лишь я слегка соврать,

      Но, чтоб народ свой убивать,

      Рука отсохнет у меня,

      Да проклянёт меня родня».

      Ильич с портрета: «Ой, ой, ой!

      Ему теперь он дорогой,

      Оповещу я педсовет,

      И отберут твой партбилет.

      Я Леониду Ильичу

      Протест в бумаге настрочу,

      Теперь не он наш дорогой,

      А парень тот, завхоз с метлой».

      Летели дни, затем недели,

      Как быстро годы пролетели,

      Сегодня я пишу для вас:

      Пошёл тогда в восьмой «Б» класс.

      Ведёт дорожка в интернат,

      Вокруг неё поля лежат,

      Пруд с блеском солнца за холмом,

      Дышу осенним холодком.

      Иду к забору, в нём пролом,

      Что Зоя сделала тайком,

      И Жорик наш стоит с метлой,

      Всегда веселый и хмельной.

      Переступил порог пустой,

      А Жорик мне кричит: «Постой,

      Куда ты лезешь напролом,

      Ведь есть ворота за двором».

      Меня наш Жорик увидал,

      В свои объятия забрал,

      «Ура» от радости кричал,

      Три раза в щёки целовал.

      Я рад ему, его приёму,

      Я рад и нашему пролому,

      В моей душе мой интернат,

      Глаза рябиною горят.

      «Скажи мне, – Жорик говорит,

      А голос у него дрожит, —

      Как там отец наш дорогой,

      Войны Отечества герой?».

      «Спасибо, – говорю в ответ,

      Отвешиваю комплемент,

      В глаза, чуть тусклые, смотрю,

      Ему негромко говорю, —

      Лежит отец-герой, болеет,

      Осколки в голове ржавеют,

      Одна нога совсем немеет,

      Друзья его придут, жалеют.

      За лето всё на наш откос

      Я пару раз его отнёс,

      Ходить совсем не может он,

      В ушах стоит тревожный звон».

      «Ты молодец, ты наш завхоз, —

      С грустинкой Жорик произнёс,

      Стою я здесь перед тобой,

      Здоровым будет наш герой.

      А повар наш, наш добрячок,

      Моряк отважный, толстячок,

      На фронте смерть не догоняла,

      В миру его она прибрала.

      От ран оправиться не смог»,

      «Прости грехи его, наш Бог», —

      Сказали детские уста,

      Глаза глядели в небеса.

      Стоял у клумбы,