Арлекины и радуги. Ирина Голыбина
зажглась, среагировав на их приближение, на лифте они поднялись на пятый – последний, – этаж, и, пока ехали, Костя попытался ее поцеловать, но не успел, потому что двери уже открывались и надо было выходить, отпирать замок, приглашать Веру в квартиру, похожую с лестничной клетки на мрачную пещеру. Костя щелкнул выключателем, пещера превратилась в просторный холл с книжными стеллажами, зеркалом от пола до потолка, массивным платяным шкафом и паркетными полами с узором.
Дверь захлопнулась, погасла кнопка лифта, и лестницу снова поглотила тьма.
Глава 2
Еще при Горбачеве дом четырнадцать на проспекте Ленина, по соседству с городской администрацией и рестораном «Буревестник», отреставрировали снаружи, выкрасив в цвет охры, обновили лепнину, залатали крышу, поставили внутри лифты, а лестницы выложили плиткой, что, конечно, слегка исказило его исторический облик, зато жильцы перестали жаловаться на постоянные протечки и на то, что в их возрасте тяжеловато подниматься пешком на пятый этаж – а также четвертый, третий и второй.
Жаловались в основном старожилы – те, кто получил квартиры сразу после постройки, совсем уж в незапамятные времена. Среди них были ректор областного университета на пенсии, главный инженер завода, выпускавшего шахтное оборудование – заметьте, женщина по фамилии Горячева, – и бывший начальник железнодорожного вокзала. Несколько квартир стояло опечатанными, поскольку они в свое время со смертью хозяев перешли государству. После реставрации их решено было выделить «лучшим людям города», в числе которых оказался знаменитый хирург, оперировавший в центральном госпитале.
К нему приезжали лечиться не только из Москвы и Петербурга, но даже из-за границы, несмотря на скудность оборудования и не лучшие условия в палатах; «золотые руки» Бориса Константиновича перевешивали любые неудобства. С молодой женой, учительницей литературы в местной школе, он въехал в пятикомнатные хоромы на верхнем этаже, сначала немного растерялся от такого простора, но быстро привык, обжился и устроил там все по-своему: выделил себе кабинет, жене библиотеку, а в угловой комнате с балконом запланировал детскую.
Обитатель детской не заставил себя долго ждать – черноглазый мальчик, криком добивавшийся немедленного удовлетворения любых своих капризов, появился в семье спустя год после переезда. Имя Константин он получил в честь деда, тоже врача и тоже знаменитого, как намек на будущую карьеру, путь к которой был для него проложен сразу двумя поколениями.
Пока же Костя Садовничий исправно ходил сначала в ясли, а потом в детский сад, учился читать под бдительным маминым оком и прекрасно знал, что, когда отец отдыхает, беспокоить его нельзя. В любой момент Борису Константиновичу могли позвонить и вызвать на операцию, каждый день без исключения он ездил к себе в отделение проверить выздоравливающих, выходных не брал, ограничиваясь в лучшем случае половиной дня в субботу или воскресенье, и не из корысти, а по искреннему душевному убеждению в своей незаменимости.
Ему периодически присуждали от государства