Мальтийская история: воспоминание о надежде. Андрей Николаевич Григорьев
она и не собиралась этого скрывать, ожидая моей реакции. И она последовала. Обойдя животное, двинулся к раненной. Наконец, пересилил себя: просунув руки под спину и ноги, приподнял женщину и аккуратно начал спускаться. Она лежала на моих руках, не шевелясь и не издавая больше звуков. Я смотрел только под ноги, боясь споткнуться и уронить свою ношу. Но, судя по цокающим звукам, нетрудно было догадаться, что за мной следует коза этой женщины. Лишь однажды скосил взгляд в сторону: всему виной была пряжка на сандалии женщины: она расстегнулась, и сандалия упала, мягко приземлившись на траву. Я продолжил свой путь вниз.
Наконец, когда до брусчатки дороги осталось пара метров, услышал возгласы Папаши Гийом и поднял глаза.
– Осторожно, парень. Давай сюда, – он протянул вперёд руки.
И вовремя! Потому что в этот самый момент я отвлёкся на него и наступил на камень. Нога подвернулась, и я бы рухнул. Но старший механик был уже рядом, чтобы подхватить женщину.
– Уфф! – только и успел он воскликнуть, получив в руки раненную и в придачу меня, повисшего на нём, но удержал нас, и я быстро восстановил равновесие.
– Кэп уже вызвал санитарную бригаду, – не глядя на меня, он укладывал тело на дорогу.
Я отошёл в сторону от суетящегося вокруг женщины старшего механика.
– Она жива? – заставил себя хоть что-то сказать.
Папаша Гийом, опустившись на колени, прощупывал пульс, сначала на запястье, потом на шее, приоткрыл женщине веки. Через некоторое время обернулся ко мне.
– Жива!
Мои глаза блуждали по лицу распростёртой на земле старушке. Опять поймал себя на каком-то отстранённом ви́дение окружающего. Даже не взгляд, скорее мои мысли пробегали по этой женщине. Очевидно, она этим ранним утром пасла свою козу и вот попала под бомбёжку. «Чем она виновата? Она тихо и мирно прожила свой век на этом Богом забытом скалистом острове. Наверное, растила детей и внуков, а, может быть, доживала в одиночестве отпущенный ей срок с мужем-стариком. А, может быть, и мужа уже нет или вообще не было».
Бледное морщинистое лицо не подавало признаков жизни. Папаша Гийом подложил ей под голову свой старый бордовый берет. Седые волосы, аккуратно сложенные в пучок на затылке, уже покрылись дорожной пылью. Мой взгляд остановился на её лице… Взгляд… Мысли… Взгляд… Чем дольше смотрел на неё, тем сильнее ощущалась отчуждённость восприятия: лицо женщины постепенно расплывалось, её черты менялись. Мне стало казаться, что передо мной мать… Это же её лицо!
Тарахтение старенького Albion, подъезжающего к нам, заставило меня на какое-то время отвлечься – наваждение пропало. Из бежевого фургона с красным крестом на боку выпрыгнули два фельдшера с носилками и коричневым кожаным саквояжем. Они быстро подбежали к лежащей женщине, оттеснив Папашу Гийома в сторону. Один из медиков открыл саквояж, готовясь выудить необходимый инструмент. Второй осматривал пострадавшую, судя по его выражению, он не очень был доволен. Через некоторое время он печально кивнул своему напарнику. Тот пожал плечами и захлопнул так и не понадобившийся саквояж. Перебросившись парой слов