Война без людей. Книга шестая. Харитон Байконурович Мамбурин
моментально прошибли очень, очень плохие предчувствия, которые Кладышева тут усугубила, скомандовав снимать штаны и вертать всех домой. Также, по воздуху.
Вот вы, моя достопочтенная и несуществующая, скажите, среди вас есть мужчины? Ну есть же, да? Вот бывает так, что ты познакомился с девушкой, ага? Вы встречаетесь, работаете, всё у вас хорошо, вам весело и приятно. Птички цветут, бабочки кукарекают, в постели огонь, а так вообще тишь, гладь и благодать? Бывает же, да? Но, тем не менее, раза после первого, ты, как мужик, понимаешь, что весь этот рай ненадолго. Рано или поздно с вами захотят «серьезно поговорить». Но ты живёшь, гоня и гоня от себя эту мысль, выцарапывая у судьбы немного дистиллированного счастья, не думая о завтрашнем дне.
С немцем у меня была точно такая же чехарда. Я о нем не думал, прямо как о белой обезьяне. Отрицал ответы, лежащие перед носом. И даже сейчас, шлепая босыми ногами по плиткам общаги под осуждающим взглядом Цао Сюин, не одобряющей двух голожопых мужиков в своих владениях, я по-прежнему делал вид, что эксперимент Вероники Кладышевой никакого отношения ко мне не имеет. И что коматозный немец, выучивший русский за всё время бултыхания в зеленой жиже – вообще бабочка, которой снится, что она Пантелей Федорович.
Реальности было глубоко насрать на мои попытки заблудиться в иллюзиях.
– Куда его?! – сварливо спросил я у своей подруги-любовницы-соседки-младшей жены, тряся очумело моргающим немцем.
– К нам! – твердо ответила та, – Домой!
– Нафига мне там левый мужик?
– Слышь…, – слова определенно давались парню туго, – Я… тебя…
– Ну какой он левый, Витенька? – в интонациях Кладышевой просквозило нечто такое, профессионально-психиатрическое, – Он самый, что ни на есть, родной!
– Штааа?
– Приду… рок, – не унимался немец.
– Нет, ну ты посмотри, – под протестующие звуки девушки я легонько потряс пациента, – Он еще и обзывается!
– Я тебе еще и врежу, тупица…, – слова больному давались все лучше и лучше.
– Витя!? – не выдержав, взвилась моя подруга.
– Что?!
И я замер. Вмерз в кабину лифта, став с ней единым целым. Этот мир мне внезапно стал абсолютно понятен, как будто бы я уже сто триллионов лет живу в нем, а теперь ищу только покоя, гармонии и счастья, а не вот этого вот всего. Почему?
Да потому что «чтокнули» мы оба. Совершенно одинаково.
– Бл*дь…, – прошептал я, глядя на лежащее у меня, аки невеста, тело в руках.
– Бл*дь…, – пробормотало оно в ответ, явно тоже осознав всю неумолимую косность бытия.
Обосраться и не жить.
Вот так у Вити и появился братик. Не братик, конечно, а хрен пойми что, некая чудовищная форма существования, легко угадывающая почти всё, о чем я думаю, но при этом обладающая своей личностью. Точнее, моей личностью, но уже своей. Почти. В общем, всё сложно, но Кладышева с удовольствием начала объяснять всем нам.
Итак, был живой труп немца и живой Витя Изотов. Он облучал тело, которое, как мы знаем,