Автобиография троцкизма. В поисках искупления. Том 2. Игал Халфин
выразить то, что было можно. Вот значит, какая была обстановка»135. Симпатии к герою Гражданской войны, как опасались в бюро, ушли под ковер: оппозиционеры не «клеймят» Троцкого, но мотают себе на ус.
29 марта 1929 года на повестке дня партсобрания в институтской ячейке Томского технологического института стояли «выступления Троцкого в буржуазной прессе». Доклад был поручен Луню в знак доверия, как свидетельство того, что он преодолел инакомыслие. Карл Карлович очертил траекторию падения изгнанного вождя, начиная с «прошлого личности Троцкого в революционном движении», через его «уклонистские тенденции» и кончая его «последними контрреволюционными выступлениями в буржуазной прессе». Иван Елизарович Голяков окончательно порвал с оппозицией «после гастролерства Троцкого за границей. Прибегнув к „защите“ интересов рабочего класса через буржуазную прессу <…> он сразу перешел в лагерь ренегатов пролетарской революции. Тот, кто до сего времени считает Троцкого революционером-большевиком, – заключил Голяков, – тот только может быть открытым, сознательным врагом советской власти и всего рабочего класса»136. «Почему не выступал против Троцкого, когда он напечатал свои [статьи] в буржуазной печати?» – спросили Владимира Федоровича Беляева. «На собрании выносили по этому вопросу резолюции, я голосовал за них»137. «Ты не доказал, какой он линии держится», – звучало вновь и вновь. «Доклад по Троцкому мне не поручался, – кое-как защищался Беляев. – После съезда оппозиционеров проверили на практической работе, вот почему не выступал»138. Филатов упустил возможность доказать, что воссоединился с партией: «Я выступать вообще не мастер. Хорошим говорунам [не дали] слова, а мне и подавно. <…> По этому вопросу много было записано ораторов, и я не стал записываться <…>»139.
Кутузов также молчал, но, во-первых, он был болен, а во-вторых, голосовал-то он правильно: «Моя оценка относительно Троцкого не расходится с оценкой партии»140. «Надо было не голосовать, а выступить», – напал на него член Сибкрайкома В. Л. Букатый141. «Вы действительно больные, – язвил аппаратчик ниже рангом товарищ Стажаров, – но тем, от чего Вас лечила партия». Иными словами, симулянт Кутузов болел троцкизмом142. Стажаров нечестен, вступился Гриневич: «На собрании двое [бывших оппозиционеров] выступали, к ним плохо отнеслись, поэтому он и не выступал». В. В. Матвеев тоже считал, что не следовало ставить «информационный вопрос о Троцком» и заставлять выступать Кутузова. Влетело обоим: «Перед партией встал ряд важнейших политических вопросов – пятилетка, гастроли Троцкого, правая опасность и т. д. – и молчание мешало определить, кто на чей стороне»143.
Принятая резолюция выдерживала официальный тон:
Ячейка ВКП(б) Сибирского технологического института с глубоким возмущением отмечает то позорное падение,
ПАНО. Ф. П-6. Оп. 2. Д. 1795. Л. 67.
ГАРФ. Ф. 110035. Оп. 1. Д. П-51377. Л. 153.
ЦДНИ ТО. Ф. 77. Оп. 1. Д. 130. Л. 59 об.
Там же. Л. 60.
ПАНО. Ф. П-6. Оп. 2. Д. 3502. Л. 4 об.
Там же. Д. 1795. Л. 62 об.
ПАНО. Ф. 17. Оп. 1. Д. 1059. Л. 254.
ПАНО. Ф. П-6. Оп. 2. Д. 1795. Л. 68.
Красное знамя. 1929. 30 ноября.