Гарпии, летящие над утром. Сен Сейно Весто
лбом в стену. – Мне можно пройти без дальнейшего досмотра?» – «Так я ж разве против? – болезненно морщась и в недоумении вознося брови, произнес представитель. – Ты ж не так понял…»
Он взглянул наверх, прикидывая. Расстояние до опорной штанги над секцией батареи было просто создано для жертвоприношений.
«Надеюсь, вы знаете, что делаете», – сухо обронило ему лицо при исполнении.
«Помолчите, – сказал он. – У вас уже была возможность высказаться». Он был очень занят, стараясь пристегнуть свободное кольцо «браслета» повыше к торчавшей штанге, и вначале у него ничего не получалось, но лицо получило хорошую затрещину, наручник щелкнул, и он сделал два шага назад, утирая ладони ветошью и оценивая. Время поджимало, и он вынужден был оставить собеседника в живописной позе на цыпочках перед выбором, нависать ли зюобразно, помогая себе свободной рукой, над пышущей теплом и бог знает когда последний раз мытой батареей, отдыхать ли, располагая голую волосатую задницу на гостеприимных ребрах отопительного прибора. Это должно было научить власть сдержанности.
За первым же поворотом представителя стало не слышно. Мягкое уханье и шлепанье, доносившиеся непонятно откуда, быстро сошли на нет. Впереди лежал только один пустой безлюдный коридор и слабый свет в конце туннеля. Теперь оставалось самое главное.
Он никогда раньше не танцевал канкан, он даже не думал, что когда-нибудь встанет перед необходимостью это делать, но он уже видел, как это делали другие. Он чувствовал себя идиотом, вскидывая ногу, пытаясь создать нужный ритм, сперва одно колено, потом пятку, потом снова колено, и сперва у него получались песни и пляски пьяных народов мира, но он упрямо двигался, стиснув зубы, с мокрым лицом, с оборванным дыханием, готовый повторять этот ритуал столько, сколько будет нужно. Другого он не знал. Он играл сумасшедшего, ожидая, когда ночь задернет за ним штору, и то, что он искал всю жизнь, найдет его само.
5
– Что у вас за вид? – спросил Адвокат, поджав губы.
Багрово-алый огненный фон камина выглядел так, словно его вынули из дома моей мечты. Позади четкого темного иезуитского профиля на серебряном блюде в форме раздавленной раковины с глубин моря покоились несколько умытых персиков и апельсин. На журнальном столике больше не было ничего.
Пошел к Черту, подумал я. Тебя не хватало со своими замечаниями. Мягкий свет зеленой лампы бил прямо в лицо.
– Оступился, – сказал я. – Прошу извинить.
– Здесь не рекомендуется оступаться, – строго сказал Адвокат. – Здесь следует всемерно глядеть под ноги. Должен заметить: я не доволен.
Он не доволен, думал я, сидя в старом скрипевшем кресле возле широкого стола и наблюдая за тем, как слипшаяся после приветствия кисть восстанавливает прежнюю окраску. Было впечатление, словно подержался за связку разводных ключей. Ваятель, говорят. Узнать бы,