Мое собачье дело. Алексей Чеслов
и старухи три сына: Тарас, Эдик и Антон.
При этом он еле заметно рассмеялся, стараясь не смотреть на смутившегося одноклассника.
− Дурацкая поговорка, − ответил Симон.
– Ну это тебе размагнититься надо, − сказал Вольф и достал из-под стола бутылку армянского коньяка. Симон залпом осушил потерявший надежду на заваривание стакан горячей воды и, отплевавшись крупными чаинками, пододвинул его к начальнику питомника. Дождавшись, когда ему нальют до половины, он выпил коньяк и, перекрестившись, довольно отрыгнул.
− С богом, − Вольф улыбнулся и впервые с момента прихода незваного гостя посмотрел на него без нервозности.
− А все это из-за того проклятого гипсового мальчишки и его подруги с веслом. Помнишь, они на входе там стояли когда-то? Я же тогда только стал священником, а меня уже позвали на это адское мероприятие. Ходил по кургану, где их закопали с кадилом, и молитву творил. Он тогда мне из-под земли на дудке своей играл и смеялся надо мной… сволочь. И еще ангел этот все снится и снится… тоже сволочь.
− И что же тебе во сне этот ангел рассказывает до сих пор, все о том же просит?
Вольф попытался убрать начатую бутылку под стол, но священник требовательно скуксился и ткнул пальчиком в пустую тару, давая понять, что обедня еще не окончена. Выпив вторую, отец Симон продолжил:
− Ангел этот не такой, как изображают на сводах храмов. Он какой-то дурацкий что ли. И знаешь, что самое интересное?
Вольф безучастно посмотрел на остатки коньяка в бутылке и лужи за окном:
− И что же?
− Он пьет керосин и носит в большой стеклянной банке младенца. Нет, ну ты можешь себе такое представить?
Вольф присел напротив и устало спросил:
− Антош, а ты в Бога-то веруешь? Не по уставу вашему, а сердцем, сам, искренне? По-настоящему.
− Чего? – переспросил отец Симон.
− Когда-то в детстве я долго приставал к бабушке с расспросами о том, где же все-таки живет Бог. Когда уровень моей надоедливости достиг критической массы, бабушка отмахнулась и ляпнула, что он живет в колодце. Тогда я влез в большое оцинкованное ведро и попросил двоюродного брата опустить меня в эту бездну. Оказавшись на дне в царстве сырости, холода и уныния, я аккуратно дрейфовал на поверхности ледяной колодезной воды, стараясь удержать равновесие. Не найдя там ничего кроме мха и нескольких лягушек, я крикнул брату, чтобы он поднимал меня. Но никто не ответил. Я начал стучать зубами от холода и неистово дергать мокрую ледяную цепь, притороченную к ведру. Но брат не отзывался. Я поднял голову вверх и… увидел его.
− Кого? – Мишкин пьяно икнул, вытаращив на одноклассника любопытные глаза.
− Он смотрел на меня из черного бесконечного космоса, абсолютно не моргая. Его лицо было обрамлено сияющими звездами, а улыбка источала тепло и свет. Вдруг он выплюнул маленькую звездочку, и она с неба опустилась ко мне на дно колодца. Я подхватил ее трясущейся от холода ладошкой и прислонил к груди. Звездочка заискрилась,