Без вины виноватые. Сан Кипари
воды на писательской кухне. Энгель давно вернулся к себе домой, час назад лёг спать, перед этим созвонившись с другом, и уже видел десятый сон. В это же время Винин, сложив помытую посуду, вытер руки о подол рубашки, вернулся в комнату и сел за стол. Часы шептали: тик-так, тик-так, тик-так…
Желтоватым светом прорезала тьму настольная лампа. Зашелестела бумага, на стол опустилась набитая заметками папка, – Винин сел работать. Он вытащил записанные в хаотичном порядке на клочках бумаги идеи и заготовки для новых рассказов и вдумчиво разложил всё перед собой в определённом порядке. Если бы кто-то взглянул на записи, то не понял бы ничего, ибо вся композиция и фабула временно пылились в писательской голове. В нездоровом сердце кипело вдохновение, жаждало вырваться на свободу, – и вот, когда сгустилась ночь, пришёл его час, а ночь, как правило, излюбленное время для работы. Ночь с самого детства была Винину старшей сестрой, показывающей красоту чёрных небес, дающей наполнить лёгкие свежим ароматом мистической тишины. Как бы его не бранили за ночные посиделки, как бы утром не было тяжело вставать, он не мог не поддаться соблазну встретить за окном рассвет и первым услышать щебетание птиц. Но в то же время утром желание утонуть в прохладной постели резко возрастало, одолевала зевота, и Винин уже поддавался этому желанию, просыпаясь часов в двенадцать, если не услышит крика будильника.
«Ложился бы вовремя спать», – постоянно твердили ему Энгель, матушка и Лука.
«У меня вдохновение!» – отвечал Винин и не спал до утра.
Заточив карандаш и пробежавшись по заготовкам, Винин был готов начать расписывать план, но, как только кончик грифеля притронулся к бумаге, он замер. Рука налилась свинцом, пальцы судорожно сжимали карандаш. Часы монотонно тикали: тик-так…
Прошла минута, две, три, шесть, десять. Бумага оставалась девственно чистой.
«Надо написать план», – звенели остатки мыслей в голове, но их заглушала пустота. Только что вдохновение жаждало вырваться наружу, стремилось занять собою всё время, отведённое для сна, а что сейчас? В одночасье всё пропало: нет ни мыслей, ни желания. Нет ничего и это ничего ужасно пугало. Быть такого не может, чтоб у него не было мыслей! Он всегда о чём-то да думал, пусть даже это был пустяк, но ведь он думал!
«Нет мыслей, совершенно нет мыслей!»
Винин отбросил карандаш в сторону, схватился за голову и, бледнея, часто задышал сквозь скрип зубов. Трясущиеся пальцы заледенели, а весь мысленный восторг обратился в тяжёлый камень, заставивший уткнуться холодным лбом в стол и вслушаться в стук собственного сердца. Хотя сердца там не было, – в груди зияла дыра, ядовитой змеёй расползающаяся по телу и высасывающая жизненную энергию.
Винин в спешке отыскал таблетки от головной боли, запил их горьким кофе и еле сорвал с волос резинку, выдрав несколько тёмных нитей, на которые он взглянул с безразличием, кинул в сторону и потупил утративший ясность взгляд в стол.
Шла минута за минутой. В ушах зазвенели пустые мысли, червями проникавшие в глубины сознания, и рушили всё: добрые моменты жизни с эмоциями