Не такой как все. Ведьмы. Александр Пышненко
расплющенный носик еще не портил светлый образ образцового советского школяра и патриота на его личике. Он был как все, читал советские книжки, а позже стал забрасывать одноклассников пропагандистской макулатурой, которую через завербованную с помощью члена, мать, передавал альфа-сексот Бар—ков. Они вместе работали в сельском совете: он – председателем, она – секретуткой.
Коля был большеголовый, как и все мы, в столь юном возрасте. Одет он был, как и все мы, тогдашние ученики, в начальных классах: в костюмчик из толстого голубого сукна, в брюках которого, вместо ширинки, был открывающийся клапан (который надо было опускать вниз, при справлении малой нужды).
Колька НЕ ходил в спортивных трико с оттопыренными пузырями на коленках, как его фигуристая мать (обстоятельная женщина, как воплощение навязываемого – советским кинематографом – стилем, если быть строго привязанным к тому времени), – и как две капли воды, похожий на свое дитя, отец.
Отец принадлежал к тому поколению, отрочество которых, опалено только что отгремевшей войной. Стойкая пристрастие ко всякого рода взрывоопасным находкам и к оружию, сохранила о нем много мифов в односельчан. Многим, подобные увлечения, правда, стоили жизней. Старший Середа – выжил. Хотя, по многим преданиям, был самый бесшабашный со всех своих послевоенных сверстников.
Старшая дочь, смахивающая фигурой на мать, щеголяла тоже в таких же диковинных штанах, как и родители. За что, новоприбывшие получили заслуженную кличку – «Кальсоны».
Кальсоны приехали электрифицировать село. Работать в трико было удобно: делая связки на проводах, и лазая по электрическим опорам.
Спортивные трико, – наравне с китайскими кедами, – уже вплотную подобралось к селу. Застряв где-то на уровне пригородного Загребелья в Конотопе.
К концу 60-х, трико проникло в наше село, на семействе Кальсонов. К новшествам, с колхозном селе, относились с едким презрением. Одеваясь еще по военной моде: в ватники, галифе и плюшевые пальто. Кто пренебрегал подобным дресс-кодом, получал язвительные прозвища, типа – «Кальсоны».
Первая учительница. Г.Й., – построила в шеренгу мальчишек по ранжиру, – воткнула новенького куда-то в самый хвост шеренги (автор стоял вторым спереди, поэтому не в силах припомнить даже место Кальсончика в этом «воинственном» строю).
Война накладывала свой отпечаток на поведение школяров. Они вели себя как партизаны на допросах, если дело касалось каких-то признаний. Никто не был исключением. Мы все тогда играли «В войну».
Случилось, что, однажды: автор невзначай плюнул в проход между парт. Что неожиданно выросло в предмет послеурочных, классных разбирательств. Толстая, похожая на жирную гусеницу, Г.Й, затеяла показательный процесс. Она пыталась играть роль строгого надзирателя; и ей это, по большей части, удавалось. Не гнушалась рукоприкладства, если это помогало.
Она оставила весь класс после уроков. Девчонок отпустила, по логике (они не будут плевать). Остальным пообещала, что уйдут только после чистосердечного признания. По ее словам, выходило,