Жизнь, которая словно навечно. Анастасия Рубанова
смертельно устала и страшно проголодалась. Сообщниками истязающей ее поездки являлись немилосердная жара и скопы мыслей о Генри – вместе они не позволили Катерине расслабиться ни на миг.
Рудковски знала: даже самые непривлекательные вещи чертовски манят, стоит им оказаться менее доступными. Что уж и говорить о таком злосчастном феномене, как влюбленность, или, ссылаясь на выданный девушкой каламбур, «люболь»?
Катерина не могла предсказать, насколько скоро ослабнет тяга к возлюбленному, но отчаянно страждала утихомирить мысли, гудящие паровозом. Рудковски пошла с ними на компромисс и договорилась: прошлое было образовательной платформой с бесплатными уроками на тему «как делать не надо». На что, черт возьми, она надеялась, если конца не имеют одни лишь небесные пространства?
Борьба за спокойствие велась в голове девушки на протяжении всей поездки, а потому, когда движение поезда прекратилось, Катерина свободно выдохнула: «Наконец-то».
Рудковски отлично знала о способностях ее незаурядного ума, который, кроме того, имел пару – нечеловеческое обаяние. Потому найти человека, какой помог бы ей спустить багаж, не составило для Катерины труда, – и вот она на перроне, в практически незнакомом, если не считать первые пять лет жизни, городе и в полной растерянности в отношении будущего.
Чужие пространства всегда пугают, но Катерина из тех, кто давно уже свыкся с житейскими метаморфозами. Девушка собралась с духом и, надменно задрав подбородок к небу, гордо распрямив плечи, – стойка подчеркивала выступающие ключицы и грацию шеи – принялась дожидаться Агаты.
Катерина вряд ли могла отреставрировать в голове внешность бабушки. Даже те единичные искры облика, что сохранились в памяти, девушка вспоминала с сомнением – не приснилось ли ей? Сейчас, по подсчетам Рудковски, Агате перевалило за шестьдесят, и наверняка гордые черты женщины износились усердной работой прошедших лет.
Потому, когда перед Рудковски предстала роскошная женщина, – на вид не более лет сорока – Катерина едва не лишилась рассудка. То была стройная, элегантная дама, источающая аромат безграничной в себе уверенности. Серебристые волосы – окрестить шевелюру седой значило поглумиться – миссис Бристоль собрала в локоны-волны, лежавшие выше плеч. Безупречно подкрученные, они выглядели так прекрасно, что Катерина невольно дотронулась до потрепанного путешествием «синнабона».
Женщину дополняло жемчужного цвета платье. Оно покрывало руки Агаты, но обнажало прелесть тоненькой талии. «Вот, что она оставила мне и маме в наследство», – отметила про себя Катерина. На запястьях у «Афродиты» висели тяжелые золотые браслеты, а на руках восседало кольцо с завидным бриллиантом. Шею богини обнимало колье из голубых камешков – те подчеркивали мраморность кожи. На лице ослепительным светом искрилась улыбка.
В детстве Рудковски думала, что бабушка Агата родилась сразу старой – такова участь бабушек, ничего не попишешь. Сейчас Катерина дополнила свою теорию: «Она,