Я выбегаю в пять тридцать: история о том, как с помощью бега пережить потери, найти опору в себе и стать мамой. Мари Кара
и подняла брови.
– Помню эту кофточку, – переключил он внимание и впервые улыбнулся.
– Серьезно? Откуда? – я напряглась, потому что за нами не водилось какой-то примечательной истории.
– Ты была в ней в баре, когда Яна приезжала прошлым летом.
– Я тебя там совсем не помню. Думала, мы виделись однажды на ее дне рождения, – хотя, честно говоря, и там Никита не особо запечатлелся в памяти.
– Ты была хмельная, с пареньком каким-то.
– Вообще-то это был мой муж.
– Посвящала меня в таинство зажигания свечей в шаббат, – лицо Никиты по-детски засветилось от этого воспоминания.
– А ты мог бы и сказать, что тоже еврей. А то без кипы и пейсов особо не разглядишь, – мне захотелось провалиться сквозь землю.
– Было интересно послушать, вдруг что новое для меня расскажешь. Про вопрос невинности Девы Марии в Торе было особенно познавательно, – все, он начал смеяться в голос.
– Господи, какой ужас! Остановись! – я тоже расхохоталась и приложила ладонь к лицу, скрывая пылающие щеки.
– Вот тут направо и остановись в начале дома, – довольно сказал он. – Хочешь потом пойти в бар выпить по коктейлю?
– Можно, – я посмотрела на него своим самым интригующим взглядом. Никита попросил подождать его в машине, забрал чемодан и ушел. Я достала сигарету из пачки, прикурила и начала быстро перебирать в голове наши встречи, но у моей памяти есть защитное свойство: если на вечеринке был алкоголь, то доступ к воспоминаниям заблокирован.
Затяжка. «Что он еще помнит такого, чего не помню я». Выдох. «И хочет общаться. Значит, не все так плохо. Смеялся. И глаза такие добрые, красивые, синие, со смуглым лицом и черными волосами, м-м-м». Затяжка. «Но ведь он учился в футбольной академии, откуда пузик?» Выдох. Я открыла дверь и вышла из машины, чтоб не сильно несло сигаретами. Затянулась. «Ну, я тоже не Анжелина Джоли. Курю вот, а он нет». Выдохнула посильнее, взяла жвачку из машины, засунула в рот и стала сильно и быстро жевать, размахивая руками, чтоб они тоже проветрились.
Минут через десять Никита вышел: черное пальто с меховой оторочкой и высокие начищенные броги – как с обложки, другое дело. Он открыл пассажирскую дверь и попросил: «Припаркуйся вот тут, поедем на моей», – указав на место возле многоэтажки. Когда я вышла из машины, Никита открыл мне дверь большого белого «Бээмвэ».
В безупречно чистом кожаном салоне коньячного цвета стало неловко: хотя в целом я вполне гармонично смотрелась в этой машине, но изрядно выпачканные за рабочий день сапоги хотелось бы сменить:
– У тебя машина будто только из салона – ни следа присутствия жизни. У меня, да вообще у женщин, авто – это большая сумочка, в которой можно еще и ездить, – решила я снизить градус своего напряга шуткой.
– А для мужчин – это член, которым можно хвастаться публично.
– А ты не теряешь времени.
– Ну, уверен, что ты обратила внимание, у меня есть мелкие недостатки, – он ухмыльнулся и провел рукой по лысине, – приходится брать не только внешностью.
«Кривые