Цветок для Прозерпины. Диана Аркадная
себя как увядающее в силках сорняков брошенное растение. Сабина об этом не жалела. В конце концов, там не было ничего, о чем стоило бы помнить, – так она считала.
На город понемногу опускаются сумерки, последние солнечные лучи отголосками скорой ночи мягко подсвечивают редкие облака, и старшая медсестра, бросая взгляд за окно, а затем на часы, хмурится и качает головой.
– Что-то мы засиделись, – говорит она, отставив чашку с недопитым чаем – уже третью – на тревожно звякнувшее блюдце. – Совсем забыла про время, ты меня в следующий раз одергивай, теперь по темени будешь возвращаться из-за болтливой тетки. Может, такси возьмешь?
– Ничего, мне близко, – Сабина улыбается. Эта мимолетная забота старшей коллеги ей по душе, оно наполняет что-то внутри, как вода наполняет пустую тару.
– Ну ладно, собирайся тогда, только, как зайдешь домой, напиши смс, хорошо? Мне что-то неспокойно. Трещотки эти вечно болтают, что на уме, что и на языке, – по всему выходит, что обеденные разговоры Любовь Григорьевну сильно впечатлили. Да что говорить, Сабина тоже не сказать чтобы осталась совсем равнодушной. – И знаешь что, смены ночные со следующей недели пока больше не бери. Ты и так чаще всех здесь полуночничаешь.
Девушка, коротко подумав, согласно кивает.
– Я и сама об этом думала. Со сном совсем плохо стало последнее время, – объясняет она.
Может, если наладится график и восстановится режим, это неясное выедающее беспокойство наконец уйдет? До выходных, впрочем, ей предстояло еще два ночных дежурства.
Когда они, переодевшись, выходят из здания больницы, уже совсем темно. Любовь Григорьевна принимается настаивать, чтобы подвезти Сабину, – ее саму каждый раз после работы забирал на машине сын, и в этот раз девушка, как и прежде до того, отвечает отказом.
Они прощаются, и Сабина неспешно бредет по полупустым улицам, охваченным вечерней прохладой. Городок их из тех, что с первыми подступами ночи уже погружается в тягучее умолкание. Редкие в такие часы прохожие торопятся поскорее спрятаться в домах, птицы устраиваются на ночевку, оставляя после себя негромкие шелесты, похожие на то, как если бы кто-то взял в руки книгу и быстро-быстро пропустил страницы переплета между пальцев. Небо уже стянуто хмарью, и девушка смотрит себе под ноги, пока идет. Ее путь сопровождает неяркий желтоватый свет фонарей, тени плывут по земле, вытягиваясь и сокращаясь от одного фонарного столба к другому. Каково это – быть такой тенью? Прилипать к каждому встречному, провожать его, куда бы он ни шел, проглатывать частичку чужой жизни под солнечным светом, наливаясь цветом и формой, а затем пропадать в наступившей темноте так, словно и не было тебя никогда, чтобы вновь объявиться, когда зажгутся фонари.
Квартира Сабины, доставшаяся ей от матери, располагается в историческом фонде практически в самом городском центре. Невысокие, всего в четыре этажа здания, переделанные из единого комплекса доходного дома, теснятся друг к другу