Рука, кормящая тебя. Эй. Джи. Рич
что я не могу позволить себе адвоката?
Маккензи поднялся из-за стола, налил воды из кулера и протянул мне стаканчик.
– Я работаю не ради денег. В смысле, посмотрите на эти снимки. – Он указал на фотографии животных на стенах. – Как они мне заплатят? Но я все равно защищал их в суде.
– А в чем обвиняли слона? – спросила я.
– Это не слон, а слониха. Жасмин набросилась на дрессировщика в цирке. Мне удалось доказать, что это была самозащита. Дрессировщик использовал электрошок.
– Но она же его не убила, этого дрессировщика?
– Ему просто повезло.
Маккензи сказал, что ему нужно в первую очередь: ветеринарную карту Тучки и заключение Американского общества по тестированию особенностей собачьего темперамента.
Я спросила, каковы шансы вытащить Тучку, и Маккензи ответил:
– Я хорошо делаю свою работу.
Поначалу я приняла это за дежурный ответ или даже попытку уйти от ответа, но, как я потом убедилась, сказанное было чистой правдой.
– Стивен очень хорошо о вас отзывается, – сказала я, и снова расплакалась, и извинилась за то, что такая плаксивая.
Фэй подошла меня утешить.
– Хорошая девочка, – сказал ей Маккензи, а потом обратился ко мне: – Она хорошо делает свою работу.
Я приехала к себе домой уже в сумерках и открыла новым ключом новую дверь (старую выломали полицейские). Впервые после всего, что случилось, я собралась ночевать дома.
Когда мы с последний раз приезжали сюда со Стивеном, я не зашла только в спальню и ванную. Дверь в ванную заменили – я только потом поняла почему. Интересно, а кто повесил новую занавеску для ванной – совершенно безликую гостиничную занавеску, белый рифленый хлопок на прозрачном пластиковом полотне? Коллекция крошечных шампуней из разных отелей исчезла. Наверное, их выкинули на помойку? На бачке унитаза стоял новый рулон туалетной бумаги. Я никогда не пользовалась этой маркой. На упаковке был нарисован веселый мультяшный щенок. Сотрудники службы очистки забрали все, что стояло на виду, но содержимое аптечного шкафчика осталось нетронутым. Бритва Беннетта лежала на месте, на его полке. Я взяла ее, обернув руку куском туалетной бумаги, и отнесла в кухню. Хотела убрать в полиэтиленовый пакет – для анализа ДНК. И только потом до меня дошло, как это нелепо: тело Беннетта давно лежит в морге. Я выкинула бритву в мусорное – ведро.
Из спальни вынесли почти всю мебель. И ковер тоже. Поставили новую кровать, простую металлическую раму с матрасом, причем поставили не у той стены. Я всегда сплю на правой стороне кровати и никогда не ложусь у стенки. Однажды я рассказала Беннетту о том, как еще в детстве – а я была впечатлительным ребенком – я посмотрела ту серию «Сумеречной зоны», где маленькая девочка, спавшая у стенки, провалилась в четвертое измерение и за ней сомкнулась стена. Поначалу Беннетта умиляла моя привычка, но когда мы в последний раз были в Мэне, он сказал: «Если ты меня любишь, ты ляжешь спать у стенки». Я не понимала, каким образом это докажет