Жизнь и удивительные приключения Робинзона Крузо. Даниэль Дефо
ко дну. Но, должен признаться, глаза мои были затуманены и я очень плохо видел предметы, когда матросы сказали мне, что наш корабль тонет, ибо с той минуты, как я сошел, или лучше сказать, когда меня положили в бот, я будто умер от ужаса и от мыслей о будущем.
Мы усиленно гребли в надежде достигнуть берега и могли ясно различать его, когда наш бот подбрасывало на гребень волн. Вдоль берега мы видели большую толпу людей, собравшихся помогать нам, когда мы подойдем к ним ближе.
Глава III
Робинзон – купец гвинейский
Мы медленно продвигались вперед и причалили к берегу, только миновав Винтертонский маяк; берег здесь уходит к Кромеру на запад и поэтому сдерживает силу ветра. Там мы пристали и – не без больших препятствий – все здоровые и невредимые сошли на плоский берег. Мы пешком направились в Ярмут, где нас как людей, потерпевших бедствие, приняли приветливо и тепло. Члены городской ратуши отвели нам хорошие квартиры, а купцы и судохозяева дали нам достаточно денег, чтобы мы могли отправиться в Лондон или возвратиться в Гулль, кому куда надо.
Если бы я тогда одумался и, возвратившись в Гулль, пришел домой, как бы я был счастлив! И мой отец, как в евангельской притче, не пожалел бы заколоть для меня упитанного теленка, ибо, узнав, что корабль, на котором я находился, потерпел крушение на Ярмутском рейде, он долго не знал, жив ли я или умер?
Но злой рок упрямо толкал меня на тот же злосчастный путь, и, хотя рассудок и здравый смысл часто призывали меня возвратиться домой, у меня не хватало сил это сделать. Не знаю, как это назвать: не хочу предполагать, будто бы существует тайный и неизменный закон судьбы, который делает нас орудиями нашего собственного разрушения, когда мы, полностью сознавая опасности, стремимся к ним с открытыми глазами! Но если действительно это не неизбежный и неотвратимый приговор, осуждавший меня на бедственную жизнь, то что же другое могло увлечь меня, вопреки здравому смыслу и внутреннему убеждению, вернуться к моему первому решению?
Мой товарищ, виновник моего настроения, был сыном капитана и пребывал тогда еще в большем унынии, нежели я. Живя на разных квартирах в Ярмуте, мы с ним встретились только на второй или третий день. Когда он заговорил со мной, мне показалось, что его голос изменился. Задумчиво покачивая головой, он спросил меня о моем здоровье, рассказал своему отцу, кто я такой и что я отправился в это путешествие ради опыта, намереваясь впредь совершить еще не одно. Его отец, обратившись ко мне, серьезно и грустно сказал:
– Молодой человек! Не советую вам больше пускаться в море. Вы получили верное и явное доказательство, что никогда не сможете быть моряком!
– Отчего же, сударь? Разве вы тоже не отправитесь более в море?
– Это другое дело, – возразил он, – мореходство – моя профессия и мой долг. Что же касается вас, вы сделали попытку, и небо дало