Безславинск. Михаил Болле
зашла в класс русского языка и литературы, который по совместительству был классом пения. У школьной доски, над которой по центру висели пожелтевшие от времени традиционные портреты Н. В. Гоголя, А. С. Пушкина, Т. Г. Шевченко (портрет великого и, наверное кто-нибудь другой написал бы в этом месте: «одновременно с тем „нетрадиционного“ П. И. Чайковского», но я этого делать не стану, а просто сообщу, что портрет Петра Ильича по иронии судьбы-злодейки притулился с правого края от всех остальных и висел как-то криво), стоял учительский стол с наваленной на него кучей тетрадок и учебников. Рядом с окном пристроилось чёрное пианино, за которым сидела бабушка Анны – Александра Петровна. Статная красивая женщина в облегающем зеленом платье выглядела гораздо моложе своего пенсионного возраста. Ухоженными пальцами с красивым маникюром она играла гаммы, а рядом с пианино, плотно прижав согнутые в локтях руки к округлым бокам, стояла смешная упитанная девушка. Толстуха – по-другому её и не назовёшь – «пела» низким голосом.
– Пой кругло и тяни на задницу! – учила Александра Петровна, – А теперь фальцет, хватит басить! Пой, Дуняша, как будто ты блюёшь! Развивай слух и память, в конце-то концов!
Назвать заунывное мычание пением было сложно, ведь Дуняша была не просто кривая толстуха, но ещё и немая с детства. Своеобразным пением занималась она у Александры Петровны по настоятельному и беспрекословному желанию её старшей сестры – прокурорши Ромаковой. Та считала, что во время пения человек задействует иную область мозга, чем во время речи, а значит – пение может помочь Дуняше, перенесшей глубокую душевную травму, восстановить и речь, и мозговую деятельность.
На странице блокнота – вечном своём спутнике, Дуняша быстро и коряво написала:
«Как это, Александра Петровна? Вот так что ли?»
И сразу же выдала следующий звук:
– Уээээ…
– Как будто, а не реально! Господи! Рот шире! Натягивай, чтобы зубы были видны! Челюсть вниз! Не бойся, не поджимайся!
Анна постучала о косяк двери костяшкой пальца, а Александра Петровна, испугавшись, что её «спалили», загасила сигарету прямо о собственную ладонь. Увидев в дверях родную внучку, выдохнула, успокоилась. Анна подошла к бабушке, повисла на шее, упрекнула:
– Ты же обещала во время уроков не курить…
– Тут с этими оглоедами не то что закуришь, а горькую пить с утра до ночи будешь. Пять минут перерыв, – указала она на стрелку наручных часов упитанной ученице.
– Бабуля, моя любимая!
– Что, лиса? Опять будешь цыганить?
– Бабулечка, сегодня я иду на свадьбу к Генке и Вике! Помнишь?
Александра Петровна встала, деловито подошла к учительскому столу, села в офисное кожаное кресло с протёртыми подлокотниками – один из немногих подарков от спонсоров – и молча принялась перебирать тетрадки. Да-да, она преподавала литературу, русский язык и пение «по совместительству». Не для одной тысячи безславинцев Александра Петровна