Нож. Ростислав Алексеевич Скрипкин
столько воды льёшь, придурошный?!
Йозеф будто сам набрал полный рот этой водицы, не до конца понимая осуждение в его сторону. «Вода как вода, не так-то много её и вытекло, вроде только начали» – три фразы крутились в голове – три неотёсанных камня, застрявших в водосточной трубе.
Совок пихнул офицера барским плечом, расширяя путь к своим владениям. Альберт по-прежнему стоял за дверью, уже не высовываясь. Ночь завораживала его больше, чем свет пыльной лампы, открывающей миру уродливые очертания «толстого и тонкого». Гораздо приятнее было оставаться безучастным и ждать, вслушиваясь в приятный и трепетный шелест кукурузных стеблей, выглядывающих позади угрюмых зданий, мечтать о новом поцелуе, о целой сотне новых поцелуев в укромных местах, и о том, как ты уже лежишь рядом с той самой, и ничего тебе большего в этой жизни уже не нужно. Альберт гордился своей внешностью, как единственной серебряной монетой, позволяющей ему купить кого-то, или продать себя. «Но, если удастся заполучить её бесплатно – тем лучше для меня» – думал он, весело насвистывая себе под нос очередную мелодию, часть которой довелось услышать от Марти – у того имелось не меньше целого десятка виниловых пластинок, одна из которых стала для Альберта любимой (других при нем не крутили). «Как глубоко, такое не каждый поймёт!» – повторял он после каждого раза, как снова вспомнит начало той самой песни.
– «Вста-а-ань» – Совок ждал, пока заключенный, по которому уже как минуту не стекала вода, разомкнет свои конечности и откроется миру. Протянул он свой приказ гнусно и в туповатой манере, как засыпающее на ходу животное что-то жуя и дергая носом, как мертвецки уставшая учительница младших и средних классов, для которой понятие «дети» и «звери» равноценно, поэтому с ними незачем говорить по-человечески. Джек поднимался, дрожа всем телом от закрепившегося в нём зверского усилия над низкой температурой, с недоверием смотрел на мешок в руке толстяка, пытаясь предугадать фокус:
Обведёт тело и отпустит… Как следователь с трупом
Гладкой, как шелк, рукой пухлый сеньор высвобождал порошок, осыпая им Джека с ног до головы, настолько усердно, что из-под белого рыхлого слоя торчали одни лишь глаза, нос, да уши. Джек чихнул, и большая часть нанесенной на его кожу присыпки силой притяжения спустилась на землю. Тело немного покраснело от раздражения, на губах еще оставались белоснежные хлопья с горьким привкусом и запахом бытовой химии.
– «Дуста унюхал?» – весело прохрипел Совок, хватаясь за свое брюхо одной рукой, пока второй поправлял джинсовые шорты сзади, подтягивая их немного кверху. Неожиданно толстый господин вдруг понял, что ладони его по-прежнему были в химическом средстве, которым он успел выпачкать любимую майку и шорты. После такого потрясения он обязательно поругал всех вокруг, распространяя тяжелый вздох отчаяния. Совок, хоть и довольно часто держал в руках «средство для чистки пришельцев», но сам страшно