11 минут по Булгакову. Сайрен Сиа
гадина мне хвост отрезала.
Так ужасно потом без хвоста ходить: люди смеются и пальцем показывают. Дети загоняют в угол дома и пинают. Весь избитый, весь в синяках, я брожу по улице. Смотрю на счастливых людей, идущих домой с горой подарков. Встречались добрые люди, которые бросали мне косточку или сломанное печенье.
Вот и празднуй со всем этим свой Новый год. Никуда не денешься от этих мучений, так и помирай от холода на улице. Никто тебя не подберёт и не пригреет. Никто тебя не полюбит. Ты сам себе, сам себе спаситель. Я спасал себя как мог, бегал от злых людей, сторонился многих, но самыми злыми были повара. Один обварил меня кипятком, я это помню как вчерашний день. Так больно было, и больное место не заживало. Я слабел тогда сильно, почти умирал, был беззащитен против остальных людей. Я лежал под снегом в подворотне и умирал. Никому до меня не было никакого дела. Несчастный дворовый пёс.
И я думал, что умру окончательно, когда ко мне подошёл человек и поманил меня ароматной колбасой. Вот он, мой благодетель! Мой спаситель! Я последовал за ним, был счастлив оказаться кому-то нужным. Он повёл меня в свой большой дом. Помню, как я тогда боялся шагнуть через порог. Непривычно было очутиться в тёплой квартире после стольких лет жизни на улице. Тот благодетель, который поманил меня к себе в дом, оказался Иноразумским.
Я полюбил его, думал, что он меня тоже, как пса. А он зачем-то исполосовал мне голову. Вот и шрамы под шерстью до сих пор остались. А дальнейшего развития событий я почему-то не могу припомнить; может, потому что ничего и не было.
Однако же смотрю я сейчас на профессора и доктора, авторов моего забытого дурдома, и вижу, что со мной явно что-то было. Мне кажется, я весьма плохо себя вёл после операции на голову. Но я могу объяснить причину своего поведения. Всё дело в том, что у меня не было друзей. Меня оставили совсем одного после проведения этой ужасной операции. Хотя бы дали мне вторую половину, ещё какого-нибудь пса, да и превращали в человека. Я понимаю: должно быть, профессор разочаровался в собственной неудаче, однако мозгов, должно быть, совсем не хватило додуматься, что мне безумно скучно и ужасно страшно. Мне нужен был друг, хоть какой-нибудь. Хоть человек-птица, хоть человек-бабочка… Но только не человек-кошка.
Котов я терпеть не могу. И воняют они ужасно. Я бы их на шубы пустил – это единственное, для чего они сгодятся. Но уже не могу. Ведь теперь я домашний пёс. Живу у профессора Иноразумского и доктора Тонкостена. Может, это и к лучшему.
Зелёные глаза напротив
Коты, кошки, бр-рр… Но вон та, что сидит сейчас на крыльце соседнего дома, она какая-то особенная. На улице темно, сыро и падает снег. Её зелёные светящиеся глаза смотрят на опустевшую дорогу. Белоснежная шерсть шевелится от ветра, лапки дрожат от холода. У неё идеально чёрные шрамы на глазах. Кошка невероятно худенькая; должно быть, когда-то была домашней. Даже я, Тимик, великий ненавистник кошек, восхищаюсь ею. Должно быть, это просто восхищение, но не дружба. Если бы мне предложили стать её другом, я бы залаял в знак того, что отказываюсь участвовать в этом. Как бы эта кошечка ни была прекрасна, моя ненависть к подобным