Исповедь игромана. Валерий Вячеславович Копанев
святых, а еще стоявшую рядом с кроватью узорчатую, неполную кружку с водой. Когда-то на этом месте, сидя напротив нее, я жаловался на то, как жизнь несправедливо развела меня с друзьями детства, как в школе дразнили нищим и краснощеким задохликом, рассказывал, как нелегко сходился с новыми товарищами в колледже, в какие дни и почему прогуливал его, как, будучи в компании, отказывался от любезно предложенных мне легких наркотиков и ловких проституток. Здесь я признавался в том, как завязал приятное знакомство с девушкой из Новосибирска, как она первой призналась мне в любви, как сильны и взаимны наши чувства, как расстояние таки взяло верх над ними, вынудив нас разорвать отношения. Признавался, как приобрел свой первый сексуальный опыт, став мужчиной… Жаль не став примерным внуком.
Пришел день на этом самом месте признаться и в том, что, после всего вместе пережитого, я не дорожил в полной мере последними днями ее жизни. В тяжелый период я протягивал ей руку помощи, но реже, чем мог бы, чем стоило бы. И даже в те минуты я не всегда пребывал с ней целиком и полностью – я пребывал отчасти, в качестве руки, твердой, но не чуткой. Другую мою часть занимали отношения, встречи с друзьями, бесполезная работа, мысли о собственном будущем. Однако все это меркло в сравнении с тем, сколько я пропадал в компьютерной онлайн-игре, еще не предполагая, что она будет принадлежать к самым жутким, унизительным и разрушительным явлениям в моей жизни. За свои безумные страсти предстояло расплатиться, и мой незавидный черед настиг меня. Впрочем, всему свое время.
Итак, в первые месяцы 2011 года меня изрядно бесил этот чертов недуг, избравший в качестве своей жертвы моего близкого человека. При этом я все равно, словно какой-то умалишенный, не верил, не допускал, что именно он окажется тем, с чем ей не под силу справиться. К своему позору, я не отвык видеть в старушке двужильную, очаровательную в своей неутомимости и несгибаемости лошадь. Трудолюбивый добытчик, заботливый кормилец, справедливый воспитатель, лучший друг, мудрый наставник и просто искренний, любящий, всепрощающий родной человек – все это непостижимым образом соединялось в ней одной, образуя неповторимую гармонию, которая, к великому сожалению, раскрывается во всей своей неизъяснимой красоте единственно тогда, когда у тебя больше нет возможности лицезреть ее, кроме как в собственном воображении.
В один день я лишился всей семьи, всего ближайшего окружения, точно все разом погибли в массовой аварии. Мог ли я ее предотвратить? Мог ли должным образом подготовиться к ней сам и помочь подготовиться той единственной, с кем жил с самого своего рождения? Мысленно я проклинал судьбу, медиков, винил Бога – что́ бы там он собой не представлял – в том, что мне не дали попросить у нее прощения за все обиды, не дали по-сыновьи с ней проститься. Но за проклятиями и обвинениями неизменно вопросительно изгибались слова: мог, предотвратить, подготовиться, проститься.
Да!