Исповедь игромана. Валерий Вячеславович Копанев
занимательным, как если бы это было спортивное испытание, проверка своей физической формы. В памяти всплывало, как в десятилетнем возрасте мне уже случалось вблизи видеть прыжок мужчины с крыши нашей пятиэтажки. В память, однако, врезался мне не сам короткий полет, а полное безмолвие, сопровождавшее его, если не считать глухого звука удара в конце. Не успел я тогда переварить увиденное, как высыпали из всех подъездов жильцы. Объединившись в маленькие группы и устроившись на лавочках, прогретых летним солнцем, они в ожидании скорой помощи поделились на три лагеря, один из которых корнем зла считал наркотики, другой – алкоголь, третий – женщину. Из них всех обращал на себя внимание кучерявый цыган с серьгой-кольцом в ухе. Он вышел из моего подъезда с гитарой в руках, ударил по струнам, и следующие 20—30 минут расхаживал по двору, наигрывая задорные, энергичные, если не сказать – жизнерадостные, мелодии. Сам виновник их шумного сбора лежал в луже крови не в силах пошевелиться, но не потеряв сознания, что, предполагал я задним числом, ужасало его, как ничто другое в жизни. Уткнувшись половиной лица в асфальт, он пытался что-то отвечать на вопросы о том, как он себя чувствует, дать ли ему воды или еще чего, на уверения, что вот-вот за ним приедет скорая и врачи помогут ему, спасут его, но речевой аппарат предавал его, издавая сплошь нечленораздельные звуки, мычание, что приводило к повторной порции вопросов и уверений. На четвертый, пятый или шестой раз – из-за усталости или бессмысленности – он проигнорировал слова неравнодушных граждан и замолчал до появления людей в белых халатах.
Что он силился сказать им?
«Вы, все до единого, отвяжитесь от меня! не надо меня спасать! По-вашему, я по лестнице взобрался на чердак, прошелся по крыше, выбрал место, немного постоял и сиганул, чтобы потом выслушивать ваши кудахтания, просить воды и ждать врачей? А тот гребаный цыган, он что, на разогреве у них?! Хочет придать моей смерти красоты, романтики? Какая пошлость! Если бы я считал этот мир прекрасным местом, зачем бы мне прощаться с ним столь позорным образом? Заткните этого паяца, не то я гитару разобью о его башку! Почему, ну почему я остался в сознании? Это мне в наказание?! Убирайтесь вон, убирайтесь все вон!»
Что-нибудь вроде этого?
Медработники действительно ему помогли: тем, что спрятали его от заинтригованных взоров и болтовни множества чужих людей, и тем, что сами мало говорили и много переглядывались друг с другом. А вот спасения обещанного не состоялось. Находилось ли, находится ли в принципе оно в их компетенции?..
Таким образом выходило, что в утреннее и дневное время без шансов выжить я погибал в подземке, вечерами и ночами – травмировался или расставался с жизнью под окнами собственного дома, в том месте, где когда-то оставил свой след один молодой мужчина. Продолжалось мое презренное умирание до тех пор, пока все вокруг по-своему не раскрасило и не прогрело