Просто это сложно. Ина Тундра
опять же не помню, когда и какой он был, этот первый миг знакомства с мистером Медленным, который аккуратно и незаметно, почти крадучись и обещая быть лишь утренним расслабляющим фоном изматывающего, но не надоедающего круглосуточного веселья и жизни в движении, постепенными маленькими шажочками вошел в мою жизнь.
Вновь – безудержные пати, и смех все так же не смолкал вокруг, и новые знакомства продолжались, и старые знакомые все так же мелькали в мерцающем полумраке клубов, и музыка становилась все новее и лучше, и привычная приятная морозящая нёбо свежесть кокаина со вкусом пригубленной виски-колы все чаще смешивалась со сладковатой горечью героина, добавлявшего загадочности моим глазам и плавности по-подростковому резковатым движениям.
Снова память услужливо подбрасывает мне сменяющиеся картинки, перемешанные случайным образом вне хронологии и логики.
Пробивающийся сквозь зашторенные окна утренний свет в том самом маленьком клубе в саду «Эрмитаж», название которого я не помню (или это была чья-то двухэтажная квартира?), тихий не останавливающийся говор сидящих поодаль людей; очередные скрученные сто долларов, валяющиеся на столе; украденная из ЦДХ тяжеленная статуя, стоящая посреди комнаты друга, у которого я тогда жила; грязная маленькая болонка его мамы, выблевывающая сожранные пакетики с героином; мы с подругой Катей в ее красиво и богато оформленной розовой девичьей комнате, сидящие на полу и расфасовывающие несметное количество грамм кокаина? спидов? в вырванные и порезанные тетрадные листочки, обнюханные так, что даже разговаривать уже невозможно; какие-то терки с пальцующими бандитами; флюрный чилаут «Аэроданса» с мерно вещающим какие-то притчи диджеем Листом, хотя, может, это был вовсе не Лист, или Лист, но вовсе не в «Аэродансе», он всегда у меня связан в памяти с тихими медитативными кришнаитскими сказками и какой-то неземной красоты задумчивостью на лице; вылавливание макарон из доширака на балконе в сером неприветливом здании аэровокзала под неравномерное уханье трансовых битов и прорывающихся сквозь стены высоких звучков, расщепляющих сознание, – черт, я ж работала в «Аэродансе», вспомнить бы еще кем.
Звучание церковного колокола при выходе утром из «Птюча», вот она, ирония судьбы – я даже не помню, действующая это была церковь или нет, в подвале которой «Птюч» находился, но перезвон колоколов как-то поутру отпечатался в памяти так же, как и код ближайшей к клубу двери подъезда соседнего дома, куда мы бегали курить траву, досаждая и без того измученным вечным ночным движением жителям.
Патриаршие пруды, рядом с которыми я любила сидеть осенними ночами, согреваемая героиновым теплом крови и предвкушением возможности, еще чуть-чуть посидев, нюхнуть кокаина и прогуляться до Титаника, где окончательно согреться среди толпы потных тел, периодически пробиваясь к вентиляторам у сцены, чтобы вдохнуть хоть намек на свежий воздух. Пенная вечеринка в том же Титанике, предусмотрительно наблюдаемая с балкона, на которой куча обдолбанных