Колдун. Ольга Григорьева
коли так. – Суровые глаза впились в Сирому, вывернули наизнань его душу. – Но гляди, коли ошибаешься! Не прощу.
Ошибаешься?! Нет, в своем посланце Сирома не мог ошибиться! Все о нем знал – все мысли, все желания.
– Не ошибаюсь, – подтвердил он, еще раз благоговейно взирая на хмурое лицо Хозяина. – Он все сделает. Оговор посеет сомнения, от них и до раздора недалеко, а где раздор – там и кровь. Владимирова кровь. Не сомневайся!
И, доказывая верность, ткнулся лбом в землю, оголил шею, протянул хозяину широкий нож:
– Если сомневаешься – возьми мою жизнь! Для тебя она!
Тишина… Долгая, страшная…
Руки у Сиромы затекли, мелкие камушки врезались в кожу на лбу, но Хозяин все еще молчал. Нож выпал из пальцев Сиромы, звякнул о камни. Неловко помогая себе онемевшими руками, раб приподнялся. Хозяина нигде не было видно, только вдали куковала тоскующая птица да шумели деревья.
– Скоро, – прошептал в темноту Сирома. – Очень скоро!
ГЛАВА 10
У Улиты все внутри сжималось от страха. Она никак не могла понять: почему ворвались к ней в избу посредь ночи вооруженные кмети, вытряхнули ее из теплой постели, оторвали от мужа, с которым так долго не виделась? Всех дружинников князя она давно знала, но почему-то нынче лица у них были чужими, словно видели они ее впервые и признавать не желали.
– Рамин! – путаясь в рубахе, лебезил возле старшего Потам. – Что случилось? Куда жену ведешь?
Тот отворачивался, прятал глаза:
– Надо… Ярополк гневается. Приказал привести ее немедля.
Потам растерянно заморгал, но недаром при третьем князе служил – уразумел, что не для простой беседы зовет Ярополк Улиту, и встал рядом с ней:
– Я тоже пойду!
– Как пожелаешь… – печально отозвался Рамин. Потам сам помог Улите накинуть на плечи телогрею, вывел жену во двор. Рамин побитой собакой плелся следом. Он давно дружил с Потамом и никогда не думал, что придется с мечом врываться в дом старого друга. плохо было у него на душе – холодно. И ночь была под стать тягостной службе – молчаливая, темная. Позванивали оружием воины, всхлипывала едва слышно Улита, а сверху, словно прощаясь с кем-то неведомым, лился на спящий город бледный лунный свет.
У княжьих ворот к Потаму подскочил Варяжко, скривился:
– Беда! Ох, беда, Потам! – Хотел было объяснить, в чем дело, но не успел: на крыльцо вышел Ярополк.
Взметнулись факелы. Огненные блики осветили грозное лицо князя. Варяжко сжался в предчувствии беды, до крови вогнал ногти в ладони. Даже когда умер Ярополков брат, Олег, не так страшно ярился князь, не так сверкал очами, не так кусал губы.
Ярополк сошел с крыльца и, выхватив из ножен тяжелый меч, приставил острие к пышной Улитиной груди:
– Будешь правду говорить?
Ночные тени шарахнулись прочь, унесли с собой все звуки – наступила тишина, да такая, что любой вздох казался криком. Ничего не понимая, Улита попятилась, приоткрыла рот.
– В чем винишь мою жену, князь? – хрипло произнес Потам.
– Покуда ни в чем не