Замороженный. Ева Василькова
жить с тобой вдвоём. Устроим тут мужской клуб: начнём ходить по дому в трусах, разбрасывать грязные носки повсюду… Красота! Отличный совет, пап, – говорю я.
– Что-то мы за десять лет вдвоём так и не научились носки разбрасывать, – усмехается папа.
– Ну ничего, ещё успеем.
– Кстати, насчёт этого. Ты моешь квартиру на следующей неделе.
– Предлагаю отменить график уборок, нам же надо поддерживать имидж одиноких мужиков.
– Я знаю, что ты шутишь, – говорит папа. – Но я не одинок, у меня есть ты.
– Ты же в курсе, что это не то же самое?
– В курсе. Это лучше.
– Ну конечно, – хмыкаю я.
– Я просто не хочу, чтобы тебе разбивали сердце.
– Моё сердце не пострадало.
Вроде бы.
– Хорошо, – кивает папа. – Хочешь, вместе что-нибудь придумаем сегодня?
– Не, я уже с Сёмой договорился.
– Ну ладно, развлекайтесь.
Мы лениво пьём чай с бутербродами, а потом я пишу Семёну. Вообще-то мы ни о чём не договаривались, но неужели у моего лучшего друга не найдётся для меня времени?
Я: Покидаем мяч?
Сёма: Зайди за мной.
И почему нельзя просто спуститься вниз? Иду в соседний подъезд, чтобы забрать друга. Во дворе сегодня слишком много людей. Обычно меня это не останавливает, но сейчас я не хочу ни с кем общаться.
Когда я прихожу, Семён, конечно, ещё не готов. Дверь он мне открывает с зубной щёткой во рту.
– Подожди, я сейчас.
Торчу в коридоре, прислонившись к дверному косяку, пока друг собирается.
– Давай только на дальнюю пойдём? – говорю я.
– Да там же играть невозможно. Дыра на дыре, – из комнаты доносится голос Семёна.
– Всё равно пойдём.
– Ладно, сам же первый начнёшь ныть, что тебе не нравится.
Мы выходим из дома с мячом под мышкой. На улице солнечно, но уже достаточно прохладно, скоро надо будет доставать зимние вещи. На тротуаре лежат горы опавших листьев, немного подмоченных дождём. На самом деле, для конца сентября в этом году удивительно тепло, обычно холод приходит в Архангельск гораздо раньше.
На площадке и правда всё плачевно. Повсюду лужи и осенняя грязь, а кольцо выглядит так убого, как будто пережило апокалипсис. Держусь, чтобы и правда не начать жаловаться.
– А помнишь, мы раньше всё время сюда ходили? – спрашиваю я у Семёна.
– Ага. Потому что на нашей площадке Никита не давал нам играть.
– Да, точно. Ну и придурок он был тогда.
– И сейчас не лучше, – усмехается Семён.
У них с братом высокие отношения.
– А помнишь, как мы стащили его велик и покрасили розовым баллончиком?
– Вот он взбесился, – смеётся друг. – Гонялся за нами по всему двору. А это помнишь? – он указывает на дерево.
– Ещё бы, – улыбаюсь я.
На этой площадке мы провели, наверное, тысячу часов. Семён выдумывал для меня разные дебильные испытания – как забросить мяч в корзину: стоя на одной ноге, спиной к кольцу, с закрытыми глазами, из разных точек площадки.
Когда