Замороженный. Ева Василькова
давай.
С тех пор, как мне было двенадцать, кое-что изменилось. Я открыл секрет идеального броска – надо просто поймать «дзен». После того как я научился правильно настраиваться, всё стало казаться легко: главное, не торопиться, всего пара секунд концентрации.
Я смотрю на корзину. Вокруг больше ничего. Два из трёх.
– Морозов, блин!
Держусь, чтобы не рассмеяться. Жду, когда друг принесёт мне мяч. Три из трёх.
– Чёрт! – орёт Семён. – Это грабёж! Мне теперь почку придётся продать из-за тебя. Ты мухлевал. Не может быть, ты никогда не мог забить столько раз!
Я смеюсь так сильно, что чуть не падаю с ветки.
– Я сотворил монстра, – вздыхает друг, наблюдая, как я доедаю мороженое.
– Всё детство издевался надо мной, теперь плати, – усмехаюсь я.
– «Издевался», скажешь тоже.
– А как это называется? Помнишь, как ты раскручивал меня на карусели, пока меня не затошнит, а потом я должен был бросать мяч?
– Да я восхищался тобой! Ты был моим героем. Я не мог выдумать ничего, с чем бы ты не справился.
– Покатаемся ещё сегодня на великах? – предлагаю я.
– Конечно, – кивает Семён.
Мы бесцельно колесим по городу до самого вечера. Напоследок заезжаем на пристань, в самый её конец. Здесь тихо и никого нет, только пришвартованные лодки, из-за которых нас почти не видно с берега. Я бросаю велосипед на асфальт, Семён аккуратно ставит свой рядом.
– Боишься поцарапать свою ласточку? – подшучиваю я над ним.
– Да, боюсь, – говорит друг. – Я, между прочим, половину летней зарплаты на неё потратил.
Мы садимся на край пристани. Бетон основания крошится от времени и покрыт зелёным слоем водорослей, а в трещинах асфальта давно поселился мох. Город отсюда выглядит каким-то совсем другим, незнакомым, как будто смотришь на него со стороны.
– Не понимаю, зачем тебе понадобился такой дорогой велосипед, – говорю я. – Мой вон едет ничуть не хуже, и не надо за него переживать.
– Давай ты не будешь называть своё ведро велосипедом в присутствии моей ласточки? – смеётся друг.
Я ложусь на спину, подкладывая руки под голову:
– Хороший получился день.
– И правда, – подтверждает Семён. – Я скучал по этому.
– Я тоже.
– Ну теперь сможем чаще видеться. Хорошо, что Вика оказалась стервой.
Я молчу, разглядывая медленно проплывающие над нами облака.
– Извини, – говорит Сёма. – Зря я опять об этом вспомнил.
– Знаешь, что мне папа сегодня сказал?
– Хм… Что-то типа: «У тебя ещё фигня, а вот мне пришлось с твоей матерью разводиться и квартиру делить»?
– Ну почти, – усмехаюсь я. – Думаешь, я тоже в итоге останусь один, как он?
– Глупости. Одиночество не передаётся по наследству, – говорит друг.
– В этом я не уверен. И знаешь, чего я не могу понять? Зачем Вике надо было делать всё именно так? Могла же просто прийти, сказать: «Ваня, давай расстанемся. Мне нравится другой парень». И разошлись бы спокойно без всей этой