Магдалина. Александр Алексеевич Волков
не интересует, добудет ваша новая газета свет или не добудет, – начал Валерий, как бы невзначай постреливая глазами в спины покидающих зал аукционеров, – меня интересуете лично вы…
– В каком смысле? – насторожился тот.
– Как представитель нашей новой свободной от цензуры прессы, официально объявленной “четвертой властью”, – проговорил Валерий, отстраняя ладонью диктофон и направляясь к ступенькам справа от просцениума.
– А что я… я ничего… я по заданию… – растерянно пробормотал журналист, глядя ему в спину.
– Так о чем же нам с вами говорить, – углом рта усмехнулся Валерий, – если вы – ничего? Вот когда станете “чего” – тогда и приходите… Желаю удачи!
– Зачем ты с ним так? – спросил я, когда мы спустились в ресторан пообедать и заодно слегка отметить эту сделку.
– Для его же пользы, – ответил Валерий, глянув на меня поверх развернутого меню.
– Какая польза? – вяло возразил я, – обидел человека ни за что ни про что…
– Я?.. Обидел? – Валерий бросил на кое-как выглаженную пятнистую скатерть клейкий коленкоровый разворот “разблюдовки”, – а какого черта он суется в мои дела? У них в газете, что, полные идиоты сидят? Не знают, кто и на какие деньги сейчас квартиры скупает?.. Или знают? А тогда уже я могу спросить: кто кормит ваш паршивый листок?.. Кто и какие деньги через вас отмывает?.. “Да будет свет!” – ешкин кот!..
Валерий нетерпеливым жестом подозвал официанта, и тот, по-видимому уже как-то разузнав, что за его столиком сидит клиент-миллионер, пружинисто подскочил к нам и, положив на ладонь развернутый блокнотик, учтиво склонил курносый профиль над вазочкой с салфетками.
Я не помню, что мы ели в тот вечер, что пили, отчетливо помню только жилистые желваки, игравшие на Валеркиных скулах в те моменты, когда он, отпив глоток коньяка из высокой тонкой рюмки, молниеносно простреливал глазами сумрачные углы ресторанного зала.
– И что бы я мог ему сказать? – неторопливо, как бы сам с собой, рассуждал он, – откуда у меня, отставного подполковника медицинской службы, такие деньги?.. Был бы я каким-нибудь обозным или стройбатовским генералом, даже снабженцем-прапорщиком – тогда другое дело, а кто я? что я? Черт-те что и с боку бантик!.. Впрочем, плевать, давай лучше выпьем!..
– Давай, – флегматично соглашался я, нетвердыми пальцами обхватывая граненую ножку рюмки, – за нас с вами и за хер с ними!.. А ты н-не жал-леешь?
– О чем? – хмурился Валерий, устраивая на смуглой маслянистой шпротине слезливый кружок лимона.
– Об армии?.. О партии?.. – продолжал я.
– Ах ты об этом? – Валерий коротким тычком накалывал на вилку свой мини-сэндвич и, поводив над ним широкими ноздрями прямого и острого – “гоголевского” – носа, задумчиво отправлял его в рот.
– Вопрос не простой, – продолжал он, вновь наполняя наши рюмки, – если я о чем-то и жалею, так только о том, что сейчас все могло бы быть совсем иначе… И дело