Мухобойка, соль и лошадь-качалка. Елена А. Миллер
розовые очки! Должен же кто-то вести тебя через тернии!
– Пока ты рядом, я сплю спокойно! – громогласно признался художник и перенес свое внимание на строгого бородача, озадаченно изучающего свои карты. – А это мой давний доверенный друг – Сергей Парамонов. Волшебник, посланный мне Богом.
– Аполлинарий Федорович! – мягко возразил ему на это Парамонов. – В моей работе нет никакого волшебства! Есть только безграничное терпение!
– Именно это я и имел в виду! – церемонно поклонился бородатому игроку художник, после чего вернулся к своему креслу. Но не сел, а только обошел его и облокотился на лаковую крышку черного рояля. – Я собрал вас всех сегодня для того, чтобы сказать вам, как безмерно я вас люблю! Я хочу, чтобы завтра – перед открытием моей выставки вы первые увидели то, чего еще никто не видел! Я хочу, чтобы вы знали, насколько вы все были мне дороги все это время.
– От твоих слов, Аполлоша, у меня по телу бегут марашки! – призналась модель и спортсменка Рина. – Ты будто прощаешься с нами!
– Какая страшная мысль! – притворно испугалась поэтическая Дельфина. – Я сейчас же уйду!
– Никто сегодня не уйдет! – фальцетом рассмеялся художник. – Сегодня вы все – мои гости! И прощаюсь я не с вами, а с большим этапом моей жизни! После этой выставки я оставляю живопись, ухожу из искусства и начинаю писать серию книг о своей жизни.
В зале все окаменели. Прижала ладонь к губам поэтическая Дельфина, уронил карты на стол бородатый Парамонов, Тата тоненько вскрикнула, Гирин и Дудкин снова переглянулись, Вадим поперхнулся клубникой….
– Ты шутишь? – округлила глаза Илона.
– Нисколько. – Серьезно ответил Аполлинарий. – Я оставляю искусство. Завтра же, перед началом выставки я зачитаю вам свое новое завещание, в котором я подробно распоряжаюсь своими картинами и своей деревянной армией.
Если бы сейчас вечернее синее небо, низко висящее над домом художника, упало бы на крышу, гости поразились бы этому куда меньше, чем последним словам Аполлинария Федоровича Куцего.
Первым пришел в себя Вадим.
– А почему бы и нет? – нерешительно начал он. – Прекрасная идея! Я уверен, что это будут гениальные книги! Пусть все имеют возможность узнать, какой жизненный путь прошел наш светоч живописи!
– Надеюсь, он передумает. – С горечью в голосе прошептала Илона.
Бородатый Парамонов в замешательстве покачал головой:
– Боюсь, тебе будет трудно не писать картины. Творчество есть и будет для тебя не только работой, но и отдыхом. Возможностью «проветрить» душу….
– В тебе сейчас говорит психолог! – махнул на него рукой Аполлинарий. – Возможность «проветрить» душу у меня есть всегда, пока ты рядом! Но ты прав – сначала мне будет трудно без моих холстов и красок…. Но потом я привыкну, и мне станет легче. Пойми же, я не шутил в начале нашего разговора….
– Ты опять…!? – воскликнула Илона, в ее голосе послышались