Смута. Роман. Михаил Забелин
он лишь на уровне глаз, как белеет ее грудь в глубоком вырезе и блестят в улыбке зубки под слегка дрожащей верхней губой. Она кладет ему руки на плечи, что-то ласково шепчет, но почему-то не нежный, а хриплый голос кричит в самое ухо:
– Ваше благородие, ваше благородие…
С трудом оторвавшись от блаженного сна, Николенька с усилием разлепил глаза, увидел перед собой своего денщика Тимофеева на фоне серого неба и, окончательно проснувшись, живо вскочил.
– Ваше благородие, вас в штаб вызывают.
В штабе дивизиона прапорщик Жилин получил приказ начать следующим утром в четыре часа артиллерийскую подготовку. Точно такой же приказ получили одновременно все артиллерийские командиры Юго-Западного фронта. Этого приказа ожидали давно и тайно, скрытно от противника готовились к предстоящему наступлению.
Перелома в боевых действиях ждали все. Бесконечное отступление армии и мелкие позиционные бои изматывали беспросветной тоской страшнее, чем грязь, слякоть, гарь и повседневная смерть и кровь.
За минувший год на фронте Николай Жилин привык и к окопам, и к смертоносной шрапнели, и к разрывам снарядов, и к искаженным от боли лицам людей, которые только что говорили, двигались, подносили снаряды и заряжали пушку, а через секунду становились окровавленным куском плоти, иногда без рук и без ног, и умирали в муках в двух шагах от него. Он привык, потому что иначе выжить в этом аду было бы невозможно, иначе можно было сойти с ума.
Благодаря своему легкому характеру, умению быстро сходиться с людьми и некоторой бесшабашности, которую принимали за бесстрашие, Николенька быстро влился в офицерскую среду, но так и не приобрел армейских друзей. Видимо, всё дело было в том, что из тех офицеров, с которыми он вместе делил войну еще год назад, к весне шестнадцатого осталось меньше, чем пальцев на одной руке. Его Бог миловал. Уже позже он понял, что ему повезло и в другом: он оказался в 8-й армии, которой командовал генерал Брусилов.
Николенька еще свято верил в мудрость и непререкаемость решений высшего командования, но ему рассказывали, как в других частях артиллерийские батареи, оставленные без прикрытия, окружались австрийцами и, кого закалывали штыками, а кого брали в плен. Была и другая напасть на артиллеристов: по какой-то еще в начале века придуманной инструкции орудия выставлялись по ровной линии на определенном расстоянии друг от друга, и неприятель, определив огневую точку, просто расстреливал всю батарею тяжелыми снарядами. В армии Брусилова было не так. Да и сам прапорщик Жилин быстро понял, что только тщательная подготовка позиций и маскировка помогут уцелеть в кровавой каше и ему, и его солдатам.
Прошедший год разделился в его памяти на две половины: сначала отступали, огрызаясь, выплевывая снарядами свою злость и бессилие, сдавая позиции, оставляя города, потом остановились, закрепились и иногда из глухой обороны выдвигались