Памятная фантазия. Сборник рассказов. Ибратжон Хатамович Алиев
эта тишина, это ночное время с так любяще и тепло произнесёнными: «Боги мои…».
Тики-таки, тики-таки…
– Вы настолько честолюбивы? Знаете на кого Вы похожи с этой дорогой сумочкой и дешёвыми туфлями? На деревенщину. Отмытую, суетливую деревенщину, лишённую вкуса. Хорошее питание пошло Вам на пользу, но Вы наверняка прямой потомок белой голытьбы. Да, агент Старлинг? И этот акцент выдаёт в Вас уроженку Западной Виргинии. Кто Ваш отец, девочка, уж не шахтёр ли, вонявший углём? И когда местные парни тискали на задних сиденьях машин, Вы мечтали лишь об одном – сбежать оттуда, сбежать куда угодно, попасть в ФБР.
(…)
– Как-то пересчик стал приставать ко мне с вопросами. Я отведал его печень с тушёными бобами и чудным кьянти…
Тук… тук… тук… Монотонные шаги, кажется, не прекращались вовсе и должны были продолжаться целую вечность, отдавая по просторному, но тёмному залу в готическом стиле эхом. Наконец, они остановились у длинного богатого стола из красного дерева, прекрасно сервированного и готового для того, чтобы начали подавать главное блюдо. На удивление, учитывая даже, что на столе было практически всё, что необходимо для чудного обеда на 12 персон, стульев было лишь два и оба из них отличались по своим габаритам и красоте выполнения, возглавляя обе стороны сего стола, который так чудно подходил под этот зал.
Говоря пару слов о нём, нельзя было не заметить огромные алые шторы, закрывающие невероятно высокие, почти панорамные окна с решётками, отчасти выполненные в качестве узоров, дополняя заострённые верхушки этих закрытых слоем стекла отверстий. Обои были еле различимы в тусклом свете огромным люстр и прочих источников освещения, изредка мерцая, но даже при этом условии можно было оценить дороговизну как обоев, так и прочих деталей декора. Две удлинённые лестницы, ведущие на второй этаж, который также был виден отсюда, были выполнены бесподобно с различными заострёнными частями.
Прямо между этими двумя лестницами находился большой и высокий с множественными узорами ручной работы, часовой шкаф – этот большой напольный маятниковый механизм, через окошко коего было видно движение его большого маятника и грузиков в нём. Эта деталь была одной из тех, что наравне с немного пыльным роялем в другой части зала, прекрасно дополняла обстановку.
Разглядывание прибывшего гостя прервал более сильно расходящийся по пространству звук эха шагов, которые делались весьма уверенно, но ничуть не добавляя каких-либо эмоций, что ещё более устрашало, чем если бы в этом действе был хоть чуток замешан гнев. Наверняка этот момент был одним из лучших олицетворений тезиса о том, что именно неизвестность больше пугает, нежели гнев, ужас, неожиданность или что-либо сводное, подобное.
Гость, не открывая взгляда смотрел в сторону прибывающей фигуры среднего роста с явной лысиной, которая первой отразилась на свету,