Дерево Иуды. Юрий Меркеев
улыбнулся. В его поездке было очень много из того, что называется «замкнутым» или, точнее, «штрафным» кругом. Беги, Волков, беги, пока еще можешь бежать!
2
В Нестерове перед таможенным контролем Андрей ввёл себе раствор «ханки» для того? чтобы по возможности оттянуть подольше состояние ломки, которое, конечно, придёт, заявит о себе насморком и болью в пояснице, зудом во всех клеточках отравленного существа. Волки тоже боятся боли. Боль – это закон, перед которым равны все до единого – люди, животные, полуживотные-полулюди, все! До утра он кое-как перебьётся, а вот потом?! Из поезда не убежишь, даже если сильно захочется, в ветер не превратишься, когда по сути ты – волк. И человек – тоже по сути. Волк-человек, Человековолк…
Ехал Андрей не в Москву и не к жене с тёщей, и христосоваться на Пасху ни с кем не собирался. Ни в какого Христа, ни в какую Пасху он не верил, да и как можно было поверить во что-то серьёзное на бегу?! А он бежал, да, бежал… От суда, от своего прошлого, которое пытался навсегда оставить в Калининграде… Забыть, оставить, бросить, отгрызть своё прошлое, как волк отгрызает лапу, зажатую в капкан, означало для него бег. Забыть, бежать, забыть… Память держала его в своих объятиях как цветок-вампир, который опьянял и незаметно высасывал кровь. Забыть предстояло многое: то, как он попался с наркотиками в цыганском посёлке, предстоящий суд, от которого он убегал, и болезнь… самое главное – болезнь, от которой убежать было невозможно…
В поезде погасили ночной свет. Вскоре угомонились демобилизованные солдатики, умолк магнитофон с песенкой Чижа, лишь стук колёс да чьё-то похрапывание нарушали тишину. Андрей разобрал верхнюю полку и, не раздеваясь, лёг, подложив под голову свою сумку. Он был уверен, что сразу не заснёт. Несмотря на физическую усталость, в нём кипела энергия парового котла. Андрей был ужален своим диагнозом, который ему поставили накануне отъезда – ВИЧ-инфекция с плохим иммунным статусом, вполовину меньшим, чем должно быть у нормального человека.
В вагоне стало жарко. Молодой человек стянул с себя свитер и остался в футболке с короткими рукавами. Все его руки, начиная с запястья и заканчивая локтевым сгибом, были исколоты: следы от свежих и старых инъекций дорожками бежали по венам. Бег, бег, бег… Руки у Волкова были крепкие, жилистые, рабочие, а лицо – худощавое, тонкое, породистое, – полная противоположность его рукам. На левом плече у него темнела небольшая татуировка – копьё в форме креста протыкает змея. Рисунок был похож на символику Георгия Победоносца… только без самого Георгия. Суточная небритость лёгкой синевой проступала на его остром интеллигентном подбородке и запавших щеках. Глаза, несмотря на усталость, были очень напряжены – настолько, что, кажется, светились в темноте жёлто-коричневым волчьим светом. Взгляд полуволка – недоверчив и зол. Выражение глаз перечеркивало всю интеллигентную благожелательную картину его внешности, глаза