Разделенные океаном. Маурин Ли
умирают медленно, и ей, скорее всего, просто не приходило в голову покупать что-либо другое, кроме дешевого маргарина, который пах керосином, – так, по крайней мере, казалось Молли.
Она спустилась вниз, в маленькую гостиную, где Ирен держала на вилке толстый ломоть хлеба, поворачивая его над огнем. Сегодня разводить огонь нужды не было, но только на нем можно было нагреть воду.
– Почти готово, милая. Налей себе еще чашечку, чайник стоит на столе. Заодно можешь налить и мне. – Их утренний ритуал оставался неизменным на протяжении вот уже многих дней.
Молли присела за стол у окна, выходившего в небольшой, побеленный известкой дворик, где на крюке, вбитом в стену, висела цинковая бадья. В дальнем углу виднелась уборная, в которой было полно пауков. В дождь ходить в нее было крайне неудобно, особенно в темное время суток, поскольку приходилось брать с собой свечу, которая гасла, не успевала Молли дойти до двери.
Ирен суетилась вокруг нее, подкладывая гренки на тарелку. Молли запротестовала, уверяя, что столько не съест и что одного ломтика ей будет вполне достаточно.
– Не волнуйся, девочка, – ответила Ирен. – То, что останется, я отдам соседским детишкам.
Матерью соседских детишек была Тосси Куигли, пронзительный голос которой отчетливо слышался сквозь тонкие стены – она орала на них во всю силу легких. Ей самой едва исполнилось двадцать, а ее малыши походили на новорожденных младенцев, а не на мальчуганов, которым исполнилось уже три и четыре года соответственно. Муж Тосси в один прекрасный день просто ушел, не сказав ни слова, и оставил ее управляться одну. Ирен помогала ей, чем могла, но на Тернпайк-стрит таких, как Тосси и ее отстающие в развитии детишки, было много, и накормить всех она не могла при всем желании.
– Как бы мне того ни хотелось, – часто с грустью говорила Ирен.
Молли съела несколько гренков, хотя для этого пришлось приложить некоторые усилия, подхватила со столика в гостиной свою маленькую белую шляпку с опущенными полями, белые перчатки и черную лакированную сумочку и крикнула:
– Я пошла, Ирен!
– Пока, милая! – крикнула та в ответ. – В котором часу ты вернешься?
– Наверное, поздно. На этой неделе Том дежурит в первую смену, поэтому он заберет меня в половине шестого, и мы пойдем в кино.
– Что ж, желаю вам хорошо провести время, милочка.
Прежде чем открыть дверь, Молли внутренне подобралась. Она ненавидела выходить на улицу разодетой по последней моде и сталкиваться с женщинами, которые никогда не носили новых платьев, кутались в рваные черные шали и неделями не расчесывались. Взгляды, которые Молли ловила на себе, были полны презрения, зависти или даже ненависти к одетой с иголочки незнакомке, которая должна была выйти замуж за парня с хорошей работой и постоянной зарплатой. Молли помахала пожилой женщине, сидевшей на крыльце своего дома, подставив лицо ласковым лучам утреннего солнышка.
– Доброе утро! – крикнула она.
– Доброе, – угрюмо отозвалась женщина.
Маленькая