Восемь пуль людоеду. Николай Иванников
говорю не об этом.
– А о чем же еще?
– О твоей мести. Ни к чему это все.
– Ерунда. Ты не должна об этом думать. К тому же много времени это у нас не займет. Мы покажем этим щенкам, кто хозяин положения, а заодно научим, что к старшим следует относиться с уважением. Это будет для них наукой. А тому сопляку с кастетом я просто переломаю руки.
Плохиш говорил все это, не переставая целовать Ирину в шею, одновременно расстегивая пуговицы на ее рубашке.
– Вадик, подожди… Да подожди же, я говорю! Именно о том сопляке и речь.
– Вот как? А тебе какое до него дело?
– Он мой брат…
Плохиш замер. Медленно поднял голову.
– Брат?
– Брат.
– Родной?
– Родной.
– Ты уверена? Может, мы говорим о разных людях?
– Нет. Очень хотелось бы, но… Он рассказал мне, как было дело – как узнал о тех четверых мальчишках, что вы избили ночью, как придумал сделать на вас засаду, как бил Сивуху, как убегал от него Клоп. В общем, это был он, мой родной брат. Антон.
– Понятно, – прошептал Плохиш. Он по-прежнему лежал на Ирине, опираясь на локти, голова его была чуть повернута, и странный застывший взгляд холодно буравил потертый гобелен дивана.
Он замер надолго, и скоро Ирина поняла, что не слышит даже его дыхания.
– Что «понятно»? – спросила она осторожно, не в силах угадать, какие мысли витают сейчас у него в голове.
– Антон, – повторил Плохиш, по-прежнему не двигаясь. – Антон Савченко…
– Да, – слегка удивившись, ответила Ирина. – Разве ты его знаешь?
– Кое-что слышал, но лично никогда не встречался. Так вот почему он меня свалил. А я все никак не мог понять, откуда у этого сопляка такой крепкий удар.
– Он боксер, – сказала Ирина. – Но он не любит драться на улицах. Да и тренер не позволяет, Тошка рассказывал, что все они давали какое-то торжественное обещание не использовать свое умение в корыстных целях… или что-то вроде того.
– Угу, – сказал Плохиш. – Хорошо же твой братец держит обещания.
– Но это же совсем другой случай! Я попробовала поставить себя на его место и поняла, что он поступил совершенно правильно. Ты сам не оставил ему выбора – не мог же он равнодушно сносить, что избивают его друзей. Это было бы не только не по-мужски, но и по-свински. Потому-то я и хотела тебя попросить, чтобы ты не начинал эту войну. Не надо, Вадик. Я сердцем чувствую, что вес это плохо кончится.
– Сердцем? – с усмешкой спросил Плохиш и наконец пошевелился. Он убрал локти и навалился на Ирину всем телом, снова зарывшись носом в ее густые темно-русые волосы с обесцвеченной перекисью водорода прядью. Снова последовали поцелуи в шею и чувствительные покусывания.
Ирина слегка хлопнула его по спине.
– Это означает, что ты согласен?
– Умгу…
Отталкиваясь локтями от скрипучего дивана, Плохиш поднялся чуть выше, дотянулся до ее губ и, причмокивая, всосал их себе в рот, тут же испачкав ей слюной пол-лица. От него пахло табаком