Восемь пуль людоеду. Николай Иванников
им не мешал.
Плохиш остался жив. Его немедленно увезли в больницу, где он и провел весь последующий месяц.
Тошка и раньше был не слишком разговорчивым подростком, а после этих соревнований стал попросту замкнутым. Его отношения с сестрой с той поры изменились – теперь Ирина не относилась к нему, как к младшему братцу, которого раньше называла не иначе как «раздражающим фактором». Теперь они стали равными, хотя и нельзя сказать, что между ними завязалась дружба.
Секция бокса центральной спортивной школы после Тошкиного финального боя была лишена всех заработанных очков, команда не вошла даже в пятерку лучших. После длительного расследования Роман Макарович был уволен с работы, а Тошку не раз навещал следователь и задавал много вопросов. Тошка в основном молчал.
Однажды он навестил Романа Макаровича прямо у него дома. Тренер был небрит, сер, а в квартире стоял тяжелый алкогольный дух.
– А, Тошка, – сказал тренер, покачиваясь. – Проходи, будь как дома.
– Я ненадолго, – Тошка прошел в комнату, озираясь. Обстановка была спартанской – Роман Макарович был холостяком и не слишком заботился о порядке в квартире.
– Чай будешь?
Тошка повел плечом – чаевничать в подобной атмосфере было выше его сил.
– Нет, спасибо. Я просто зашел попросить прощения.
– Прощения? За что?
– За то, что я так подвел вас.
– Чушь, – Роман Макарович отмахнулся. – Потом мальчишки мне рассказали, почему ты так поступил. Ты все сделал правильно.
– Значит, вы на меня не обижаетесь?
– Конечно, нет, малыш, не говори ерунды. На твоем месте я поступил бы точно так же. А если нет, то стал ненавидеть бы сам себя. Тут и говорить не о чем.
– Правда?
– Конечно, правда. Я вообще никогда не вру, малыш.
Тошке сразу же стало легче.
– Это хорошо, – сказал он. – Тогда я пойду?
– Ну, если ты торопишься…
Тошка заулыбался.
– Вообще-то, чай не такая уж плохая идея, – сказал он.
Глава 5 (1993 год)
Этот сон приснился ему под утро и был похож на кошмар. Он видел мертвую женщину, лежащую на мокрой земле, видел ее растрепанные волосы, перепачканные в грязи, видел вытаращенные глаза, в которых навсегда застыло выражение ужаса и страдания, видел окровавленный рот, чуть приоткрытым, словно в последний момент жизни женщина собиралась что-то сказать, но смерть не дала ей сделать этого. И еще он видел свои собственные перемазанные кровью пальцы, рвущие еще теплую, но уже мертвую плоть, слышал хруст выворачиваемых суставов и резиновый скрип, с каким зубы пережевывали плохо прожаренное несоленое мясо…
Другому это могло показаться страшным бредом. Но он-то знал, что это не так.
С тоскливым криком он вскочил с кровати. По лицу стекали холодные капли, одеяло насквозь было пропитано потом.
«Сейчас все пройдет, – подумал он. – Это всегда проходит. Это только сначала страшно до судорог, а через минуту