Опадание листьев. Валерий Михайлов
Голова кружится. Служба кончилась, и из церкви повалила толпа богомольцев. Все они были мрачными, серыми, закутанными в бесцветные некрасивые одежды. Никто не смеялся, дети шли чинно рядом с взрослыми. Мне они почему-то напомнили выцветшую фотографию похоронной процессии.
– Интересно, почему богомольцы всегда такие тускло-бесцветные? – спросил я.
– Может, они пост соблюдают? – ответила Ольга.
– Гаишники тоже вон пост соблюдают, а какие у них рожи лоснящиеся.
Подождав, пока рассосутся богомольцы, мы перешли на другую сторону мощеной плиткой широкой улицы или маленькой площади. У калитки я нерешительно остановился.
– Собаки нет?
Нельзя сказать, что я не люблю или боюсь собак, скорее, я отношусь к ним с уважением, исключающим саму возможность игнорирования какого-нибудь Трезора, находящегося на боевом посту.
– Нет. Он не любит собак.
– Ты уверена?
– Не задавай глупых вопросов, особенно при нем.
В доме царил полумрак. Интересная фраза. Почему полумрак царит, а звания, например, присваивают? О, прикольный и стебучий русский язык! И так, в доме царил полумрак, показавшийся после улицы мраком, и я ничего не мог разглядеть. Я остановился у порога комнаты, боясь обо что-нибудь споткнуться или набить себе синяк.
– Привела? – услышал я властный мужской голос из темноты.
– Как ты и говорил.
– Закрой дверь.
3
Туман, туман, туман… Белое молоко тумана и ничего кроме тумана. Буквально, что внизу, то и вверху. И я, как порождение тумана…
Она тоже была в тумане. Я никогда ее не видел, но знал, что она здесь, рядом. С самого детства я слышал ее, чувствовал, ощущал ее незримое присутствие. Я жил ей, дышал ей, молился на нее. Я знал ее и не знал. Я никогда ее не видел. Только образ, только ускользающий силуэт, только намек. Она стала моим наваждением, моей паранойей, моей любовью. Она была рядом, здесь, в тумане, в нескольких метрах от меня. Она приближалась. Я уже слышал ее шаги, уже начал различать силуэт…
– Эротический сон? – разбудил меня Рафик. Послав его как можно дальше, я уткнулся лицом в одеяло в тщетной попытке вернуться в сон.
– Это тебе приветик оттуда. Поэтому тебе сейчас хреново, – сказал он.
– Хреновей некуда, – согласился я.
– Это связь. Тонкая односторонняя связь, от которой кроме вреда никакой пользы. Пока. Вы еще встретитесь. Одевайся, пойдем.
– Куда?
– Завтракать. Не все же тебе в постель кофе носить.
Рафик, как настоящая порядочная сволочь, питался в столовой не в смысле общепитовской забегаловки, а в смысле специальной комнаты для еды. Столовая была обставлена с роскошью, которая могла бы поспорить даже с убранством ванной комнаты, как своей дороговизной, так и кричащей безвкусицей. Во главе стола стояло огромное массивное кресло, достойное Гаргантюа. На противоположной от кресла