В одно касание. Александр Непоседа
и он замер.
Стоя возле ворот, не дыша, он слушал свое сердце и все старался рассмотреть – сквозь косые падающие солнечные лучи и тени, повисшие в аллее – ее лицо, только бы увидеть, узнать, возвращая к себе робкую надежду на встречу.
Но видение исчезло, стало бесплотным, улетучилось.
И он, взойдя на ступени крыльца, будто вошел в прохладную родниковую воду. Затененность и слабый ветер вернули утреннюю свежесть – откуда он долго, внимательно разглядывал выросшие деревья – они сажали их всем классом, кажется четвертым или пятым, теперь же каждое дерево было ростом равным им всем вместе, детям, что собрались в тот давний осенний день копать ямки, носить саженцы, утаптывать насыпанный грунт вокруг тонкого побега и поливать водой из большого жестяного ведра, настолько тяжелого, что приходилось нести его вдвоем.
Открыв дверь, прошел через школьное фойе, поднялся по лестнице на второй этаж – необъяснимо для самого себя – и остановился у третьего окна в коридоре, напротив входа в кабинет, где учился с седьмого по десятый классы, до самого выпуска. Не хватало смелости, воздуха, решимости распахнуть двери и взглянуть на пережитое еще раз, с высоты сегодняшнего дня.
Растерявшись от воспоминаний, стремительно направился к выходу, невольно отмечая взглядом ступени и перила, надеясь увидеть хоть какой-то намек на промельк своего поколения, но ничего не увидел, время сгладило все.
С острым чувством потери, покидая здание школы, он вдруг услышал, как его окликнули. – Вы кого то искали?
И еще не повернувшись, он мгновенно узнал ее по голосу. И позже, приближаясь к ней с каждым шагом, глядя безотрывно на ее лицо, все находил и находил дорогие и милые черты незабытой любимой учительницы. Через несколько минут общих вопросов и ответов, ее вздохов и восклицаний – поцеловал трижды в щеки – заметив абсолютно седую голову, добавил.
– А вы все такая же! Именно такой я вас и помню, Зоя Александровна.
– Сашенька, Сашенька… ты так и не научился лгать. Пойдем, я напою тебя чаем.
И протянула ему руку.
В учительской стоял запах канцелярии, увядших цветов, столы завалены документами и классными журналами и он, войдя туда, поймал себя на мысли, что только это осталось в школе неизменным, и столы, и кожаные диваны и кресла, и в дальнем левом углу дверь с табличкою «Директор школы».
Она мучительно поддерживала беседу во время чаепития, а он безумно жалел ее, эту постаревшую, прекрасную и добрую женщину, подарившую для него необъятный мир литературы, языка, трепетного отношения к книгам.
Уже торопясь, стараясь избавить ее от своего присутствия, целуя ее руку, прощаясь, услышал.
– Сашенька, а ты знаешь, она приезжала год назад…
У него чуть сердце не разорвалось, это было так неожиданно, до этого ни слова не было ими произнесено, ни намека, даже взглядом.
– И у меня