.

      Через десять минут я уже сидел за рулём внедорожника. Смотрел на место, где стояла машина девицы, призраком прошлого прошедшейся по нервам.

      «Ты где? – написал Максу. – Надо пересечься».

      Агент перезвонил сразу.

      – Что у тебя?

      – Встретиться надо.

      – А по телефону?

      В принципе, ничего особенного для встречи не было. Это меня рвало на куски, но дело было на пару минут разговора.

      – Найди мне фотографию Полины Кузнецовой. Дочки Леонида.

      – Зачем оно тебе?

      – Если прошу, значит, надо.

      На том и порешили. Лишних вопросов Макс не задавал. Это была черта, за которую я и держал его около себя. Надо так надо.

      Сколько просидел в машине – не знаю. Смотрел на маячащую в паре десятков метров дорогу и не мог взять в толк, что происходит. Может, я всё-таки свихнулся? Поехать бы на могилу, выжрать бутылку сорокоградусной и дело с концом. Только у кого узнать, где её похоронили? Кому нужна девка без рода, без имени? Прошуршал бы это дело сразу, может, чего бы и добился, но даже тут я опоздал.

      Телефон ожил. Я удивился было скорости Макса, но это был не Макс. На дисплее высветилась фотография женщины, за которую я был готов порвать и звонок от которой принять готов не был.

      Мелодия продолжала звучать. Я смотрел на снимок матери с осознанием, что надо взять трубку. Только под конец пересилил себя.

      – Что тебе? – ответил нехотя. – Ты по делу?

      – Хотела просто услышать тебя.

      – Услышала.

      Она замолчала. Я тоже. За десять лет сказанное друг другу можно было пересчитать по словам.

      – Ты в порядке?

      – В полном. Тебе что-то нужно?

      Знал, что, если было бы нужно, она бы обратилась к отцу. Но не спросить не мог. Порой думал, как бы сложилось, если бы не она. Мать стала связующим звеном в цепочке необратимости. И простить ей это я не смог до сих пор.

      – Я рада. Ты занят?

      – Занят.

      Свободной рукой я завёл машину. Стекло покрылось водой. Чёртов дождь.

      Вырулил со стоянки. Мать некоторое время молчала. А меня накрыло пониманием, что я хотел бы стать ребёнком. Но время неумолимо.

      – Позвони, когда сможешь, – сказала она. – Приезжай. Я сделаю твои любимые макароны.

      – Я больше не люблю макароны, мама, – ответил зло. Но злился больше на самого себя. Включил дворники и, ожидая ещё чего-то, вырулил на дорогу.

      Мать неловко помолчала и попрощалась. Сам я неловкости не чувствовал. Только горечь. Если бы не она… Если бы.