Непобедимый. Право на семью. Елена Тодорова
то и говорю. Не люблю юлить и притворяться. А это многим не нравится.
Тихомиров наклоняется еще ближе. Почти касается лбом моего лба. Но зрительный контакт не разрывает. Напротив, он его как будто углубляет.
– Мне нравится, когда ты говоришь все, что думаешь, – заявляет он. Я немного теряюсь, пытаясь разобрать сакральный смысл сказанного. По интонации слышу, что Миша много в эту фразу вкладывает. Но приблизиться к какому-то конкретному выводу мне сложно. Еще и его близость сбивает. – Есть моменты, – звучит еще более многозначительно. – Как тебе объяснить, принцесса? – сам себя, вероятно, спрашивает. Потому как на мгновение уводит взгляд. Собирается с мыслями. И снова в меня врывается. – Мне ты можешь говорить все, что думаешь. Должна. Но при других я просил бы выдавать информацию избирательно. Даже твои родители отсекаются. Пора, Полина. Сама говоришь, что выросла. В остальном… За проявленную тогда грубость я вроде извинился. Странно будет каждый раз поднимать эту тему.
– Я не поднимаю. Просто пытаюсь понять, – тихо шепчу я. Отвернуться возможности нет, но мне так неловко, что сил смотреть ему в глаза не находится. Опускаю веки, чтобы хоть как-то защититься. – Пытаюсь понять, что тебе нужно. И… В общем, расстраиваюсь из-за того, что я не соответствую… Огорчаюсь, потому что ты в свою очередь все делаешь не так… То есть не все, конечно… Но… Во многом все совсем не так, как я мечтала… – взволнованно вываливаю я.
– Мне нужна ты, Полина, – говорит Миша, как только я замолкаю. Нет, не говорит, а придавливает меня этими словами. Отрывисто вдыхаю и неосознанно поднимаю ресницы, чтобы столкнуться с магнетическими глазами Непобедимого. – Когда ты уже поймешь это?
Я далеко не сразу нахожусь с ответом. Внутри разливается тепло. Оно затапливает меня по самую макушку. Только вот эта радость какая-то быстротечная. За приливом сходу следует отлив.
Вздрагиваю. И судорожно тяну воздух.
Раз договорились говорить правду, пусть получает.
– Ты всегда такой спокойный… Непоколебимый… Я рядом с тобой горю и с ума схожу, а ты как скала… Скала, о которую я бьюсь… Мне это не нравится, Миша… Это больно… Мог бы ты… – задыхаюсь. При взгляде в его глаза кажется, будто по краю пропасти хожу. – Мог бы ты со мной снимать свои доспехи?
Впервые вижу на лице Тихомирова растерянность. Даже не на лице, нет. Это чувство читается в его взгляде.
– Хоть иногда… – добиваю я, надеясь на то, что звучу не слишком жалобно.
– Я вовсе не каменный, Полина.
– Когда ты меня целуешь, у тебя даже дыхание не сбивается, – предъявляю я, наплевав на все.
Откровенно, так откровенно. Не умру, так полегчает.
Миша на мое заявление… усмехается. На мгновение отводит взгляд, а когда возвращает, тот самый огонь там горит.
– Есть другие показатели, принцесса, – голос густой и до греха интимный.
Игнорируя стихийное бедствие в себе, незамедлительно спрашиваю:
– Какие?
Не разрывая зрительный контакт, Тихомиров берет мою руку и прижимает ее к своей груди.