Я тебя не предавал. Анна Бигси
самому на неё посмотрю.
Снова напрягаю память, но дальше всё плывет. Я помню боль, голоса, запах лекарств и ещё один, очень знакомый.
– Ссххх, – втягиваю воздух через сжатые зубы.
– Паш? – подрывается Мирон.
– Нормально всё, не мешай, – прошу его.
Тонкий аромат цветочного масла, тёмные волосы, болотные глаза, голос… Ира.
Это может быть она?
Блядь, это была бы самая жёсткая насмешка надо мной. Я слишком долго её любил и ненавидел, чтобы мы встретились вот так! Но она сделала выбор. И даже не соизволила сообщить мне об этом лично. Что это была за игра в любовь тогда, я так и не понял. Настолько не понравился наш первый секс? С ним понравилось больше?!
– Ммм, – от вспыхнувшей злости всё тело напрягается и взрывается болью.
– Ворон, ты чё! – подскакивает Мирный.
Часто дышу, приложив ладонь к плотной повязке.
– Обезбол нельзя больше, – говорит друг. – Сильный очень.
– Переживу, – сдавленно сиплю я, пытаясь просто перетерпеть приступ и начать снова дышать.
С этой зеленоглазой ведьмой было так же хорошо, как сейчас больно.
Выдыхаю, делаю несколько глотков воды.
– Мирный, как выглядела баба, которая меня шила? – сморгнув пелену перед глазами, смотрю на друга.
– Да я помню, что ли? – отмазывается он.
– Мирный! – рявкаю громче и снова морщусь от боли.
– Светленькая, не толстая, просто крупная. Обычная врачиха. Лет сорока, наверное. Говорю ж, не разглядывал.
– Спасибо, что спас и прикрыл, – перевожу тему.
– Забей, – хлопает меня по ноге и снова сваливает в кресло, поближе к телеку.
А я бешусь от того, что пока даже пошевелиться нормально не могу. Это старая холостяцкая привычка, всю жизнь один, если не считать сказочной осени, которая теперь, кажется, была и не про меня, а про какого-то другого Ворона, у которого за бронёй было обнаружено сердце. Нашли, выдрали с корнем. Я стал злее, циничнее, жёстче. И рассчитывать привык за столько лет только на себя, поэтому беспомощность злит до нового приступа боли в ране. Но больше меня злят воспоминания. Навязчивый цветочный запах так и стоит в носу. Надо чем-то перебить.
– Мирный, дай сигарету, – прошу я.
– Нельзя тебе, – откликается друг.
– Сам возьму… – сиплю, пытаясь приподняться на локтях.
– Блядь, Ворон! Лежи! – он подрывается, давит мне на плечи, прижимая к дивану.
– Сигарету, – напоминаю ему.
Уходит на кухню, возвращается с прикуренной сигаретой, вставляет мне в губы и садится рядом. Делаю затяжку. Горький дым адски дерёт горло и забивает лёгкие, в которые и так кислород сейчас поступает через раз. Всё тело начинает покалывать, оно становится ватным, а голова кружится до чёрных точек перед глазами.
Мирон забирает у меня изо рта сигарету, скидывает с неё пепел и возвращает мне. Снова глубоко затягиваюсь. Тошнит люто. Мозг отвлекается на массу неприятных сигналов от организма, и все фантомы развеиваются.
Так-то