Наследник для чемпиона. Елена Тодорова
Иначе другие дети будут над ним смеяться. Если еще этого не делают.
Сын ничего такого мне не рассказывал… Но он и не скажет, не станет жаловаться. А я, признаться честно, не задумывалась, что должна настаивать и учить его мужскому способу опорожнять мочевой пузырь. Предполагала, что это происходит как-то естественно и непринужденно.
Ничего удивительного, что после едкого замечания Тихомирова я чувствую себя никудышной матерью.
– Миша тебе что-то говорил? – выдыхаю встревоженно, забывая на мгновение о своей злости.
– Нет.
– А ты ему? Надеюсь, не комментировал, что и как он делает неправильно?
– Я похож на идиота?
Вообще-то, да!
– Ладно, – бросаю резковато. – Думаю, мы друг друга поняли. Дай пройти, – упираюсь ладонями в его каменную грудь, но он не отступает.
– Если бы ночь напролет не кувыркалась со своим хахалем, не отрубилась бы на пять часов в самолете и следила бы за своим ребенком сама, – грубо цедит мне в лицо, и моя кожа загорается. Девяносто девять процентов ожогов. Чертов Тихомиров! Ненавижу его! Подавляя работу иммунной системы, задевает и внутренние органы. Сердце стучит так неистово, что, я уверена, одинаково хорошо слышно его и в России, и в Америке. Межконтинентальный парад, черт возьми. – Думаешь, я рвался нянькаться с твоим ребенком? Я пробовал тебя разбудить, но ты словно в кому впала. Хоть ори, хоть стреляй, – не менее жестко выдыхает мне в лицо. – Тяжело было прощаться, да? Может, и не стоило со мной лететь, если так трудно было соскочить с хрена этого кучерявого?
– Пусти, – выпаливаю только это слово, потому что больше ничего не могу сказать. Казалось бы, после работы в клубе меня трудно зацепить подобными гадостями, но… Сейчас почему-то задевает так, что сердце кровит. – Пусти, говорю!
Вместо этого Тихомиров ловит пальцами мое запястье и стискивает его с такой силой, что кажется, будто намерен переломить мне кости.
– Любые отношения внутри команды запрещены. Учти это. Трахаться с кем-то из своих парней я тебе не позволю.
Если бы он меня ударил, было бы не так больно. Похоже, кто-то решил напомнить, что самую сильную боль причиняют именно слова. Только жаль, я никогда этого не забывала.
– Сейчас же отпусти меня, Тихомиров! И никогда не смей прикасаться. В противном случае свои права буду защищать я.
Начхать ему. Кто я против него? Пустое место.
– Ты меня поняла?
Если не отвечу, он в самом деле сломает мне запястье?
– Поняла!
Когда Тимур, наконец, отпускает и дает пройти, меня буквально колотит. Сомневаюсь, что смогу спокойно разговаривать с Мишей. Но и оставить его не могу. Без того долго сидел один.
– Привет, медвежонок, – каким-то чудом удается продышаться. – Не скучал?
– Немного. О чем вы говорили? – спрашивает, когда Тихомиров проходит мимо нас.
Слава Богу, не возвращается на свое место. Может, он все-таки катапультируется? Желательно прямо сейчас над океаном.
– Обсуждали