Кричи громче. Елена Тодорова
с глаз, – ору перед домом.
– Зачем ты так?
Потому что мне, мать твою, больно. И я к этому оказался охренеть как не готов.
Обхватываю руками голову. Не заботясь о том, что, вероятно, размазываю кровь, прочесываю пятерней волосы.
– Входи, чтобы я видел. Пошла, блядь, в дом. Сейчас же!
– Ну и пойду! Достал ты меня… Достал! Звонить тебе не буду! Никогда! Ненормальный…
Эти воспоминания затягивают, словно воронка. В губительную черноту. В добавку к нынешнему настроению – убийственная комбинация.
– Мне он даже не нравился, – слышу, как Титова оправдывается. – Так получилось. Я не ожидала, что поцелует.
– Ну да, глазки строить и крутить хвостом – это ты всегда пожалуйста… А как к делу – не ожидала!
Сам не верю, что это говорю. Ненавижу ее обижать. А сейчас, получается, делаю это намеренно.
– Считаешь, я его спровоцировала? – уточняет святоша, пыхтя от негодования.
– Считаю, да, – резко выталкиваю.
– Это очень обидно! Если ты не извинишься, мы поссоримся так же сильно, как и тогда… В то утро…
– Мои извинения ничего не изменят, Маруся, – зажимая между пальцами сигарету, сотрясаю руками воздух. – Когда до тебя уже дойдет, что извинения ни хрена не лечат?
– Так, значит? Ты у нас самый умный? Сам извиняться не умеешь и обесцениваешь, когда это делают другие? Ну-ну… – вскакивает на ноги. Светит фонариком мне в глаза. – Я ухожу!
– Давно пора! Проваливай скорее, – ладонью ослепляющий луч отражаю. – Не я тебя за собой притащил.
– Не ты, – соглашается тем же высоким и возмущенным тоном. – Знаешь что… Мне страшно, но терпеть, когда ты такой, я не собираюсь.
– Прекрасно. Молодец. Одобряю.
– Кретин! Полный кретин.
– Ага.
Как ни удивительно, она действительно уходит. Растолкав потоками воздух, вылетает из ванной. Слышу, как в коридоре темп сбавляет, но не возвращается.
Я дыхание задерживаю, прислушиваясь.
Тишина. Лишь сердце по-прежнему в ребра долбит.
Знаю, что Машка дрожит там, в комнате… Но не могу туда войти. Не могу к ней приблизиться. Эмоциями размазало. Злоба дикая, на нее в том числе. Но больше на себя, конечно.
И желание это бешеное, дурное, отчаянное… Чтобы моей была. Только моей.
Зачем?
Понимаю же, что с Титовой нельзя просто поиграть. Так чего добиваюсь? У меня что, яйца лишние?
Упорно хочу ее. Хочу больше всего на этом проклятом свете! Вот уж дичь несусветная…
Вернувшись в комнату, слышу, что все еще не спит. Вертится. Учащенно дышит. Громко сопит.
И все же не делаю попыток помириться.
Впервые оставляю ее спать в одиночку.
12
Мария
Напряжение нарастает. И я не знаю, что с этим делать. Хочу быть ближе к Яру. А он, напротив, как будто все дальше и дальше отстраняется. Даже, когда шутит, выдерживает какую-то незримую дистанцию между нами.
От этого так больно.
Если бы мы были на свободе, я бы страдала. Здесь же и подавно. Ни одной близкой души рядом нет. Хочу