Кричи громче. Елена Тодорова
бубнить Машка, пока я веду ее сквозь толпу к выходу на террасу.
– Может, потому, что видит во мне то, чего не замечаешь ты?
Танцпол разрывает очередная быстрая композиция, и нам приходится изловчиться, чтобы просочиться сквозь гарцующих гостей. Смеясь, прокручиваю Машку и снова, якобы с целью протолкнуться в узкий зазор между гостями, жмусь к ее заднице.
– Как ты меня бесишь, Ярик… – пищит и зажмуривается точно так же, как в тот раз, когда я обманом протащил ее на американские горки.
– Взаимно, святоша, – рвано выдыхаю ей в ухо.
Отпускаю, только когда в дверь просовываемся. Сбегая вниз по мощеным ступеням, веду Машку к морю. Она в своих лаковых туфельках в песок проваливается и едва поспевает. Показываю, чтобы снимала. Тут она благоразумно слушается.
Жара, несмотря на вечер, стоит непереносимая. Свежий морской ветерок никак ее не послабляет. У меня в этих брючках со стрелками уже яйца вспотели. За Марусей обувь скидываю, стягиваю носки, и подкатываю штанины практически до колен. Все это добро на песке оставляем и двигаемся ближе к воде.
Музыка постепенно стихает. Остается за нашими спинами лишь приглушенными басами. Наконец можно нормально разговаривать.
– Пару лет назад ты грозился меня утопить.
– Шесть лет прошло, – уточняю. – Мы повзрослели.
– Повзрослела я. Ты такой же придурок. На прошлой неделе обещал свернуть мне шею.
– Я шутил, ты же знаешь.
Вырывает ладонь. Я, незаметно вздыхая, отпускаю. И за ней иду. Я всегда за ней иду. Да, даже когда мне хочется свернуть ее долбаную изящную шею.
У пенной морской кромки так же позволяю ей шагать чуть впереди. Сам, закладывая руки в карманы, следом двигаюсь. Жадным взглядом ползу вверх по ее ногам. Она оборачивается и ловит момент, когда задницу ее рассматриваю.
– Ярик… Сильно ругали? – спрашивает Машка, меняя тон.
– За что?
– За то, что подрался перед самой свадьбой. Красиво же ты со своей побитой рожей в ЗАГСе смотрелся. Как преступник. Костюм не спасал. Дяде Сереже перед «органами», наверное, очень стыдно было.
– Да не смеши! – и вовсю ржу. – Пару царапин. Все решили, что это после тренировок. Я – чемпион, помнишь?
– Да уж! Когда это тебя там так метелили?
– Маруся… Меня, в принципе, нельзя отметелить. Нигде, – с чрезмерной снисходительностью поясняю ей. – Вот это все – ерунда.
Вставляю между губ сигарету. Подкуривая, морщусь от саднящей боли в губе.
– Блядь… – ерунда, ага.
– Сильно болит? – выдыхает Машка с претензией на волнение.
Черт… Упустил момент, когда она приблизилась. Замираем в клубах дыма, пока ветер не подхватывает его, чтобы унести в темноту.
– Ты поцелуешь, если скажу, что да? – голос отчего-то сильно садится.
Это и меня, и Титову смущает.
– Дурак, – но привычной силы в этом обзывательстве нет.
Вероятно, потому, что она его практически шепотом выдыхает. Слегка наклоняясь, удерживаю ее взгляд и с потрясением отмечаю, как мощно может накручивать банальный визуальный