Сжигая запреты. Елена Тодорова
поясняет достаточно терпеливо. – Ключ в замке. В любой момент сможешь выйти. Если захочешь, – последнее выдает каким-то демоническим тоном.
Граф Дракула, блин… Мало моей крови выпил!
По мере того, как наш зрительный контакт затягивается, его скулы краснеют. И это не смущение. Это возбуждение. В его глазах появляется дурманящий блеск. Губы растягивает сексуальная ухмылка, которую он вроде как прячет, склоняя голову и запуская в растрепавшиеся волосы пальцы.
– Ненавижу тебя! – выпаливаю для самой себя неожиданно.
Злюсь на то, что он такой привлекательный, как бы нелепо это ни было.
Даня на мою вспышку реагирует беззаботным смехом. Это лишь сильнее меня распаляет.
– Идиот… – шиплю и демонстративно отворачиваюсь.
Скрещивая руки на груди, позволяю себе сердито выпятить губы.
Шатохин же…
– Ну, хватит уже, Марин, – звучит на удивление миролюбиво. – Давай ложиться. У нас три часа на сон.
– Помнится, ты раньше утверждал, что ни с кем в одной постели спать не будешь, – тарабаню, глядя в стену. Лепка, конечно, прекрасная, но не настолько интересная лично для меня, чтобы я так долго ее рассматривала. – Что же теперь изменилось, Данечка? Куда девались твои принципы? Зачем нам вместе спать?
– Если помнишь, что утверждал, должна помнить и то, что с тобой спал.
– Ну, да… – тяну самодовольно. – Я же фея!
– Нет, – снова смеется. – Из феи ты, Маринка, давным-давно выросла.
Я резко оборачиваюсь.
– В кого же? – толкаю в запале, прежде чем растеряться от его наготы.
Когда только успел? В одних боксерах стоит! А потом и их… Боже, моргнуть не успеваю, как Даня поддевает резинку пальцами и просто у меня на глазах спускает трусы.
– В настоящую ведьму, Марин.
На этом заявлении я даже не пытаюсь фокусироваться. Из моих легких с отрывистым шумом разом весь воздух выходит. Я пытаюсь набрать новый запас кислорода, но вместо этого долгие пять-шесть секунд лишь безрезультатно шевелю губами.
Я не должна смотреть на пах. Но, что поделать, если я уже смотрю?! Его член такой же совершенный, как я помню.
Большой. Толстый. Полностью эрегированный. Идеально ровный, если сделать скидку на умеренно выделяющуюся красноватую и очень напряженную головку. Безупречно гладкий, если увивающие разбухший ствол вены посчитать премиум-комплектацией этого шикарного агрегата. И, конечно же, никакой лишней кожи – он обрезанный.
А у меня… Никакого стыда. Никакого страха. Никакого омерзения.
Ничего!
Никаких отталкивающих факторов.
Когда шок от вопиющей дерзости Шатохина проходит, я впадаю от самой себя в ступор. За ребрами тем временем кто-то будто огромных мыльных пузырей напустил. И один за другим они начинают лопаться, высвобождая взбесившуюся массу эмоций.
Смущение. Злость. Похоть. Растерянность. Голод. Нерешительность. Жар. Нетерпение. Паника. Жажда.
Низ живота опаливает огнем, а между ног становится влажно. Я вспоминаю, что без белья, и впервые за вечер ощущаю из-за этого дискомфорт. Желание сжать бедра