Яма. Елена Тодорова
или психовал. Сейчас же у него самого разыгралось в груди какое-то муторное тошнотворное чувство тревоги. Что-то там внутри монотонно гудело и ныло.
Градский не понимал, как и почему это случилось. Столько лет видел гнев отца и не ощущал его. А тут совершенно чужой человек… Он ее чувствовал. Каждую ее эмоцию.
«Возможно, все дело в ней…»
«Может, она действует так на всех…»
Секс с рыжей на некоторое время притупил внутренний нервный зуд. Но голова, как была тяжелой, так и осталась. Приходилось надеяться, что все-таки перебрал с алкоголем. На трезвую должно полегчать.
Уже дома, после ледяного душа, открыл настежь окна и сел за письменный стол. Со двора доносился лай собак и монотонное пение сверчков. Стрелки часов двигались и двигались, а Град безостановочно царапал старенькую тетрадь своим размашистым почерком.
Лучше бы ты промолчала…
Лучше бы никогда на меня не смотрела.
Люди бывают злыми, я же просто спокойный.
Независимый, монолитный, абстрактный.
Лучше бы ты промолчала…
Все эти взгляды и фразы,
Все эти бл*дские моменты типа душевные…
Губы твои нежные,
Милый румянец на атласной коже,
Дрожь пушистых ресниц…
Не пытайся даже понравиться.
Я на таких не ведусь.
Лучше бы ты промолчала…
И думать о тебе никогда не пришлось бы.
Теперь же в пустой и холодной душе
Мы с тобой на выбывание.
Тебя нет.
Меня нет.
[1] Здесь: вымышленный исполнитель, предположительно любимый певец вашей бабушки.
[2] Здесь: вымышленный, очень популярный исполнитель среди того же старшего поколения.
3
Нервное возбуждение отпустило. Тревога и гнев схлынули. Уже наутро после той злополучной вечеринки Сергей проснулся с безмятежной и непоколебимой тишиной в душе. В понедельник, столкнувшись с малолеткой в фойе универа, смотрел на нее пристально, дольше положенного, и ничего не чувствовал.
«Отлично!»
Он был в норме.
Она же продолжала вести себя, как дикарка.
В моменты случайных столкновений Сергей улавливал в ее взгляде вспышку узнавания, а следом за этим просто немыслимое раздражение и даже откровенную злобу. Выказав свое молчаливое презрение, эта ненормальная обычно отворачивалась. Градский особо не реагировал, плевать он хотел на ее к нему отношение. Один раз, так, эксперимента ради, снизошел, сам с ней поздоровался. Она не ответила.
Надеялся, что нервничает в ожидании условленной встречи. Ждал, что попытается извиниться и взять свои слова обратно. Его бы это устроило, так и быть. Не было никакого желания хоть как-нибудь возиться с неуравновешенной малолетней выскочкой.
Только вот Кузнецова к нему не подходила.
А с приближением часа Х, в промежутках этих убийственных переглядок, вопреки упорным сопротивлениям Градского, рос между ними какой-то странный градус напряжения. Пересекался с ней только в