Возлюби ближнего своего. Эрих Мария Ремарк
ее были широко раскрыты. Обескровленные губы дрожали.
– Взяли! – скомандовал врач. – Поднимайте! Да осторожно же, черт возьми!
Женщина оказалась довольно грузной. У Керна выступили капли пота на лбу. Рут встретилась с ним взглядом. Бледная, но спокойная, она так изменилась в лице, что он едва узнал ее. Она словно слилась с женщиной, истекавшей кровью.
– Так! Все, кому здесь нечего делать, – вон отсюда! – рявкнул лысый врач. Он взял женщину за руку. – Больно не будет. Это пустяки. – Вдруг голос его стал нежным, словно голос матери.
– Ребенок должен жить, – прошептала женщина.
– Оба, оба будете жить, – мягко ответил ей врач.
– Ребенок…
– Мы его только слегка повернем и выведем из плечевого предлежания. Тогда он вылетит, как пуля. Только не волнуйтесь. Полное спокойствие! Наркоз!
Керн, Марилл и несколько других жильцов стояли в опустевшей комнате роженицы. Каждую минуту они могли снова понадобиться. Через стену доносилось приглушенное бормотание врачей. На полу валялись розовые и голубые шерстяные кофточки.
– Рождение! – сказал Марилл Керну. – Вот как бывает, когда появляешься на свет божий! Кровь, кровь и крики! Понимаете, Керн?
– Понимаю.
– Нет, – сказал Марилл. – Ни вы, ни я этого не понимаем! Понять это может женщина, только женщина!.. Вы не чувствуете себя свиньей?
– Нет, не чувствую, – ответил Керн.
– Вот как? А у меня, представьте, именно такое чувство! – Марилл протер очки и внимательно посмотрел на него. – Вы уже спали когда-нибудь с женщиной? Нет? То-то! Иначе и вы бы чувствовали себя свиньей. Нельзя ли нам выпить по рюмке водки?
Кельнер, стоявший в дверях, подошел к Мариллу.
– Принесите полбутылки коньяку, – сказал тот. Да, да, деньги у меня есть! Принесите поскорее!
Кельнер исчез. За ним ушел хозяин и еще какие-то две фигуры.
– Сядем у окна, – сказал Марилл. Он показал на закат. – Красиво, а?
Керн кивнул.
– Да, – сказал Марилл, – и все это рядом. Одно рядом с другим… Что там растет в саду? Сирень?
– Да.
– Сирень и эфир. Кровь и коньяк. Ладно, выпьем!
– Я принес четыре рюмки, господин Марилл, – сказал кельнер и поставил поднос на столик. – Думал, что, может быть… – он кивнул в сторону соседней комнаты.
– Хорошо.
Марилл налил две рюмки дополна.
– Вы пьете, Керн?
– Мало.
– Воздержанность – вот уж чисто еврейский порок! Зато евреи больше нас понимают в женщинах. Но с другой стороны, женщины совсем не хотят быть понятными. Ваше здоровье!
– Ваше здоровье!
Керн выпил рюмку до дна и почувствовал себя лучше.
– Это что же – преждевременные роды? – спросил он. – Или что-то посерьезнее?
– Преждевременные роды. На месяц раньше срока. Оттого, что извелась. Поездки, пересадки, волнения, беготня и все такое, понимаете? Беременной женщине все это не положено.
– Зачем же она так?..
Марилл снова налил рюмки.
– Зачем? –