Перевоплощение. Алер
предела этому «пока» он не видел, но знал, что найдёт выход, потому что он существует, потому что любовь – это не пытка, любовь это награда и счастье. У Мары голова не болела, и это справедливо.
Костя вышел на улицу, решив подождать Ёлку на воздухе, морозном, но не пропитанным любопытством и праздным интересом, как в вестибюле. Подкралась грусть, от которой не спрятаться, особенно когда схлынут сильные эмоции, поначалу она несёт облегчение, заполняя следы опустошения, оставленные надрывным молчанием или криком, но потом дымчатое становится серым, а серое обращается чёрным. И такое красивое слово «грусть» окончательно тает, ибо замена ему – уныние. Вот и Костя уже не стоит белым днём, а сгорбился чёрной ночью и что-то невнятно бормочет, но если прислушаться:
«Я наказан любовью и больше не стану смеяться, между страхом и болью оставлен один умирать, я закроюсь в ночи, здесь стираются лица и краски, возле тусклой свечи буду странную страсть отпевать».
– Костя, привет, – Ёлка вывела его из оцепенения. – Ты чё здесь стоишь, ждёшь кого?
– Так тебя и жду, привет, кстати.
– А-а, значит, дождался, ну, пойдём, – Ёлка предполагала войти в общежитие, но остановилась, видя отрицательное движение Костиной головы.
– Давай здесь, я тебя не задержу.
– Интересно, – Ёлка хихикнула. – Прямо здесь, да на морозе, да при всём честном народе…
– Я серьёзно. Что вчера произошло с Марой?
Ёлка рассказала, без лишних вопросов, рассказала, что видела и слышала, а значит, и о Дыме, хотя Костя не спрашивал о том, как Дым увидел привидение и, звякнув черепицей, гордо удалился. Впрочем, у Ёлки теперь другие планы или, точнее, другие виды, но это уже её дела.
Реальность размывалась, незыблемый материальный мир терял законченность и устроенность, и за казавшейся простотой и однозначностью всё чётче проступала бесконечность и неопределённость. Несложно понять, что сущее вбирает в себя обозримое, что первое несравнимо больше второго, но какой силой надо обладать, чтобы, увидев, как обозримое начинает расти (разрывая границы доступного), не отказать сущему. Обычно теряют рассудок, иногда жизнь, Костя потерял равновесие. Он лежал на льду и не чувствовал ни боли, ни холода, не понимая, что поскользнулся на раскатанной ледяной дорожке, ему стало важно блеклое зимнее небо, вставшее перед ним, небо без единого облачка, без единого изъяна, готовое принять его в свою вселенную. Что-то говорили подбежавшие люди, но он не слушал их, повторяющих пустое и никчёмное. Последнее, что он увидел – перепуганное лицо Мары, в слезах и без кантика шапки:
«Всё-таки, она меня любит».
8
Дым проснулся дома, чувствуя себя не то чтобы хорошо, но вполне сносно, учитывая обстоятельства предыдущего дня. Вставать – рано, спать – поздно, а поскольку смотреть не на что, из-за полумрака, вызываемого плотными шторами, Дым прислушался к звучанию квартиры, от которой он