Багровый – цвет мостовых. Орфей
меня кем угодно, но, скорее всего, в душе я филантроп. Я предлагаю вам свое жилье, раз у вас нет собственного, я рекомендую свою персону вам в компаньоны, раз у вас такового не имеется.
Настороженность вновь овладела ребенком, когда он понял намерения юноши; опасение сорвалось с его уст:
– Вы захотите отправить меня в работный дом, – страшное слово плотно засело в его детском уме.
– Простите, я не знаю, что вы имеете в виду, – сконфуженно признался собеседник. – Но догадываюсь, что это место вам не по нраву. Даю слово чести, что ваша нога никогда не ступит туда, – с этими словами он приложил правую руку к груди.
Неожиданно для себя малыш открыл, что вид молодого незнакомца, его миролюбивое и смешливое поведение, – абсолютно все симпатизировало ему! Он не просто поверил в эту разыгранную клятву, он желал в нее верить. Душа откликается, чувствуя ласку, и продолжает слепо верить, даже если эта доброта фальшивая. К счастью, милосердие юноши являло в себе лишь искренность.
Джентльмен снял перчатку и протянул мальчику руку, боясь, что тот испугается. Но малыш вцепился в его ладонь сразу двумя руками. Он почувствовал защиту впервые за долгие часы одиночества.
– Мое имя Гаэль, – улыбнувшись, сказал растроганный молодой человек. – А тебя как зовут?
– Том, – зеркально отображая мимику нового знакомого, ответил малыш.
– Прекрасно, ты не против, если я буду называть тебя Тома́? Мне кажется, это имя лучше звучит на французский манер.
Ведя разговор на разные темы, Гаэль не спеша пошел прочь от здания колледжа, крепко держа в своей руке перепачканную рученку маленького скитальца.
Братья
Гаэль снимал флигель маленького дома в деревушке, находившейся неподалеку от школы. Сам флигель был вполовину меньше основного здания; при первом же взгляде на пристройку становилось ясно, что внутри не больше одной комнаты.
Однако обстановка обители студента создавала некую иллюзию, будто сие скромное жилище отражение души хозяина.
Отворив дверь флигеля, вошедший погружался в крошечный холл, откуда можно было направиться только в комнату, совмещавшую и спальню, и кабинет Гаэля.
Комнату наполнял свет, струившийся из единственного, но большого окна над письменным столом. На том столе в безукоризненном порядке лежали стопки книг. На узком подоконнике расположилась карта, свернутая трубой внушительного размера. Слева от окна находился диван, по вечерам становившийся кроватью; на его подлокотник облокотился строгий футляр альта. Также у противоположного подлокотника стояла широкая тумба с множеством ящиков, где жилец хранил несметное количество своих записей, рисунков, чертежей, поэтических дерзаний, нот и много чего другого. Справа от окна стена была занята только платяным шкафом.
Такая уютная комнатка сразу же завоевала симпатию маленького Тома. Мальчик обожал проводить время, изучая огромную и слегка пожелтевшую от старости карту мира. Вечерами Гаэль, по возвращении из колледжа, зажигал керасиновую лампу, ставил ее на стул, а на полу разворачивал